Вьетконг
Шрифт:
Мальчик — не мальчик, старик — не старик. Мутант! Таких во Вьетнаме много, из сорока с лишним миллионов примерно каждый десятый. Мутации в организме вьетнамцев начали происходить после первых химических атак.
— О боже!
Возле нашего проводника и спасителя сидел сержант. Он отрезал Санте руку…
— Держи, — сержант протянул мне окровавленную кисть, — ешь!
Я
— Санта перед смертью попросил о том, чтобы мы его съели…
Съели? Санта попросил о том, чтобы мы его съели? Что за бред? Чушь собачья.
— Ешь!
Сержант кинул окровавленную кисть мне под ноги.
— Санта сказал, что только так мы сможем избежать смерти. Ешь!
Я яростно выругался. Теперь каждая моя мышца ныла от напряжения. Все вокруг выло и стонало — ветер дергал и тряс верхушки деревьев, позади слышалось надменное эхо выстрелов. Я больше не мог сохранять хладнокровие и рассудительность.
— Ешь, если не хочешь погибнуть, как "Оклахома", Чез, Никсон, Билл и Маг.
Ешь!
Теперь я особенно остро ощутил, как уязвима человеческая плоть. Теперь я с ужасом думал, что нет ничего вечного на земле и, наверное, никогда не будет.
— Ешь!
Я, обернувшись, увидел пикирующий над поляной самолет. Белые буквы, замеченные на борту, мгновенно вернули меня к реальности: "USAF".
— Ешь, пока они нам на головы не вылили адское варево.
Самолет, пролетая над поляной, выплеснул на десантный вертолет густой студень и тут же резко ушел в небеса. Интересно, много ли уйдет времени на то, пока прогорит обшивка "Оклахомы"?
— Ешь! Самолет уже идет на второй заход. Я верю Санте. Ешь!
Мне сейчас не дано было утешиться словами сержанта. Ведь тех, кто пришел нам на помощь, уже нет. Нет Чеза, Никсона, Билла и Мага. Нет и Санты — маленького человечка, плоть которого мне суждено было с минуты на минуту вкусить. И все из-за просчета какого-то штабного чудака, перепившего сутреца виски. Время сковало меня тяжелыми оковами. Любой другой, наверняка предался бы отчаянию, и напрочь потерял рассудок… Последнее дуновение ветерка затихло, прежде чем я поднял с земли окровавленную кисть Санты…
Меня зовут Джейсон Мак Рэй. Я родился в прошлом веке, в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Это уже шестьдесят девятое Рождество, которое случается на моем веку. Санта-Клауса я съел во вторник. После того, как начался проливной дождь. Дожди на Рождество большая редкость. По крайней мере, здесь, в Айдахо.
Многое ли осталось в моей памяти с той давней, вьетконговской поры? Трудно сказать, но это уже пятидесятый Санта-Клаус, которого я съел. Все они, кроме одного, сахарные. Их можно купить в канун Рождества в любом магазинчике. Все они сладкие, кроме того, которого я съел на пару с сержантом. Мир его праху! Боб Саммерс почил через год после окончания Вьетнамской кампании. Он умер под Рождество… от голода. Трудные тогда были годы. Трудные. Хотя, может быть, мне так только кажется. Позавчера был на приеме у врача. Тот сказал: "Гм-м, весьма и весьма странный вы, дедушка. Вам уже шестьдесят девять, а вашему организму может позавидовать любой юнец…". Вот и я думаю, что есть во мне что-то странное.
Ведь нельзя постоянно быть молодым. Я не шучу. Если сравнить фотографии, сделанные во Вьетнаме и мои нынешние — различий не найти. Я даже внешне не постарел. То же лицо, те же глаза. Даже волосы не поседели. Такое положение вещей на самом деле весьма и весьма тягостное. Говорят, стареющие звери отправляются на поиск смертного одра только в известные одним им места.
Поступают так люди или нет, не знаю. Впрочем, я уже все решил. Билет до Ханоя купил в кассе, расположенной как раз напротив магазинчика, в котором продают отменных сахарных Санта-Клаусов. При случае обязательно загляните в магазинчик на тридцать восьмой улице. Его не трудно найти. Сразу за поворотом после бензоколонки. Так о чем я? Ах, да! Рейс до Ханоя номер 1345672. Вылет через сутки…