Вьетнамский коктейль
Шрифт:
Еще мальчишкой я увидел фильм Жака Ива Кусто «В мире безмолвия»и написал ему письмо — возьмите меня к себе, я согласен сутками драить палубу и гальюны, но только возьмите меня в море, где растут кораллы, водятся диковинные рыбы и жуткие акулы. Я наивно полагал, что мое письмо уйдет дальше служебного ящика местного КГБ, и ждал ответа.
В кино я видел далекие и таинственные острова и страны и каждый раз понимал, что ни я, ни мои дети или внуки этого не смогут увидеть никогда. Какое страшное слово — никогда… Я мечтал даже не о море, а об Океане, с большой буквы. Когда я читал Стивенсона, Конрада или Сабатини, я попросту завидовал их героям, а когда я вновь и вновь перечитывал Хемингуэя — исходил завистью — почему этот человек может плавать так, как он хочет, а я не могу в Черном море подальше от берега отплыть в утлой лодчонке, чтобы меня не задержали пограничники…
Может убеждение, что я никогда не смогу плавать вместе с Кусто или Хейердалом и сделали такой навязчивой мою мечту о Великом Могучем Океане…
Знаешь что, бизнесом мы займемся, но немного позже. Положим пока деньги в банк, пусть полежат, а мы просто побездельничаем.
Энди улыбнулся своей голивудской улыбкой, бросил на стойку деньги и, полуобняв меня за плечи, повел к выходу. Здесь нас ждала шикарная тачка «Кадиллак-лимо». Внутри было просторней, чем в нашей хрущевской кухне, работал кондиционер, телевизор, холодильник. Энди открыл его и показал на бутылку «Столичной», я покачал головой и взял банку «Колы». Энди снова улыбнулся и налил себе на палец виски.
— Ты что, купил этот тепловоз?
— Зачем он мне нужен? Просто необходим для престижа, надо же заткнуть пасть тем, кто, быть может, и хочет вспомнить о нас, а на человека, разъезжающего в такой тачке, меньше обращают внимания. В Бангкоке много богатых людей — вокруг море опиума…
Наконец лимузин неслышно притормозил, и шофер быстренько открыл двери.
На мое одеяние он бросил мимолетный взгляд, и я уловил недоумение — как у такого богатого человека могут быть друзья в линялых джинсах и не менее линялой рубашке. Но в обязанности шофера не входит обсуждение пассажиров, и он изобразил самую обаятельную улыбку.
Мы шли по причалу мимо самых разных яхт и катеров — от любительских, прогулочных, рыболовных до суперяхт величиной с эсминец. Наконец Энди остановился.
Двухмачтовая шхуна, казалось, томилась в узком проливе причала. Тиковый корпус не был испоганен краской и лаково отражал солнечные блики от легких волн. Она покачивалась так медленно и величаво, словно делала одолжение морю. Паруса были свернуты, все медяшки отливали золотом. На носу красовалась золотая надпись «Меконг»…
Энди снова обнял меня за плечи.
— Наверно за это короткое время мы стали думать одинаково, мы теперь ближе любых близнецов. Это мой подарок, это твоя яхта… И если не возражаешь, могу предложить себя в качестве боцмана, матроса, повара, как прикажете, хозяин.
Говорить в этот момент я не мог. Может слова благодарности или излияния в любви и вечной дружбе придут позже, а пока я уткнулся лицом в его шикарный костюм и больше всего боялся, как бы он не увидел в этот момент мои глаза…