Ветвящееся время. История, которой не было
Шрифт:
К этой веселой компании позже присоединились родственники первой жены Петра – худородные бояре Лопухины.
Главным же содержанием почти восьмилетнего правления клана Нарышкиных, по большей части одной Натальи Кирилловны, стало беззастенчивое присвоение государственных средств и обкрадывание тяглого населения.
«Правление весьма непорядочное и недовольное народу», «мздоимство великое и кража государственная», как написал Куракин, и – внимание – прямая отсылка к петровским временам «которое доныне продолжается с умножением, и вывесть сию язву трудно(выделено мной – Авт)».(41,142)
Признание это стоит многого.
Вот пример несколько другого рода. После смерти патриарха Иосафа, духовного отца переворота, многие, в том числе и Петр, предлагали на его место кандидатуру псковского митрополита Маркела, человека образованного и умного. Но царица Наталья Кирилловна и все ее приближенные решительно воспротивились – в ход пошли обвинения в том, что он говорит «варварскими» языками (т.е. латынью и французским), «учен слишком», и наконец – носит очень короткую бороду.(9,56)
Патриарший престол занял митрополит казанский Адриан, неуклонный ревнитель старины, именовавший бреющих бороду «котами», «псами» и почему-то «обезьянами».
К реальной власти Петра не подпускали, и с мнением его весьма мало считались, как это видно хотя бы из предыдущего абзаца.
И вот в такой-то обстановке и происходило взросление и формирование будущего царя как личности и государственного деятеля. В атмосфере воинствующего мракобесия, которое язык не поворачивается назвать благозвучным словом – ретроградство, придворных интриг самого низкого пошиба, в окружении людей, способных привести к краху любое государство, а не одну бедную и отсталую Московскую Русь.
Прибавьте к этому то, как могли повлиять на его характер и политические взгляды картины стрелецкого бунта, свидетелем которых он стал в детстве.
Ворвавшейся в Кремль разъяренной толпой были истреблены множество приказных чинов и стрелецких командиров, приказных дьяков и просто попавших под руку дворцовых служителей. Боярина Артамона Матвеева – ближайшего советника Алексея Михайловича, отца и сына Долгоруких, нескольких дядьев будущего царя по матери, подняли на пики буквально на глазах малолетнего Петра.
Прибавьте к этому жизнь фактически в ссылке при Софье, страх перед возможными репрессиями с ее стороны и вполне реальными заговорами – того же полковника Циклера.(13,264)
Современники, включая и иноземцев, полагали, что припадки необузданной ярости, конвульсивные судороги, периодически охватывавшие его, идут именно от потрясений детства и ранней юности.
Не слишком образованный – в противоположность своим сводным сестре и брату – Софье и Федору, он только в 15 лет он освоил четыре действия арифметики. Хотя слог его был в общем, неплох, очень долго Петр затруднялся правильно и грамотно излагать свои мысли, что пытался неуклюже компенсировать включением в письменную и устную речь иностранных слов (именно с него и на десятилетия вперед русскую речь засорили разнообразные «виктории» вместо победа, «сикурсы» вместо помощь, «предистанции» вместо предначертаний). Воюя с иностранцами, он давал иностранные названия русским городам – и до сих пор на русской земле, даже там, где и духу немецкого не было, стоят разнообразные «бурги».(Не столь давнее восстановление этих названий было обставлено как… возвращение к истокам отечественной истории).
Если принять за истину мысль, что политический деятель лучше всего проявляется в своем окружении, то и тут историческая правда далеко не в пользу Петра.
Иван Бутурлин – «человек злорадный, пьяный и мздоимливый».
Князь Федор Ромодановский (один из чинов «всешутейного» сборища) «собою видом как монстра, превеликий нежелатель добра никому», на посту руководителя Тайной канцелярии снискавший себе жутковатую славу.
Сам Петр именовал его «зверь». Данная личность, вполне уместная при дворе любого из предшественников царя – от Ивана IV до Алексея Михайловича, не отличалась никакими выдающимися способностями, зато «любил пить непрестанно, и других поить, да ругаться».
Между прочим, и гетман Мазепа – о чем украинские националисты предпочитают умалчивать, так же был любимцем Петра, пользовавшимся его полнейшим доверием, наравне с прочими «птенцами».
Иностранцы, которым он отдавал приоритет перед русскими командирами, блистательно проиграли Нарвскую битву, при почти трехкратном превосходстве русских войск над «скандинавским бродягой». Кстати, сам Петр это признает, в указе 1705 года сообщая, что весьма недешево обошедшиеся наемные офицеры «желаемого не возмогли достигнуть».(23,Т.1,77)
Впрочем, и русские офицеры оказались тогда отнюдь не на высоте.
Можно было бы перечислить еще немало язв петровского времени, но повторять уже написанное автор смысла не видит – все ясно и так.
Лучше перейти к рассмотрению путей, которыми могла пойти история России в конце XVII -начале XVIII веков. Попробуем, как это не трудно – по мнению уже не раз цитированного А. Буровского, одного из двух самых известных наших «альтерантивщиков», представить Россию без Петра просто немыслимо.
Иногда возможную альтернативу связывают с именем царевича Алексея. Историческая правда подобной точке зрения не способствует. И точно так же как совершенно справедливы требования покончить с идеализацией Петра, точно так же осуждения достойны попытки отдельных историков и беллетристов противопоставлять ужасному отцу добродетельного сына.
Так же вряд ли есть смысл рассматривать ход событий, случись старшему брату Петра, Федору Алексеевичу, прожить подольше, как то предположил А. Буровский – выдвинутая им гипотеза об отравлении царя Натальей Нарышкиной не представляется автору достаточно правдоподобной.(11,498)
Куда более близка к исторической правде попытка реконструировать развитие событий, которое могло последовать в случае, если бы переворот, организованный Нарышкиными, провалился. И власть остается за Софьей Алексеевной и возглавляемым ею правительством умеренных реформаторов.
Для начала приведем слова уже упоминавшегося князя Куракина – подчеркнем – петровского соратника и почитателя.
«Правление царевны Софьи началось со всякой прилежностью и правосудием и к удовольствию народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было. И все государство пришло во время ее правления через семь лет в цвет великого богатства, так же умножились коммерции и ремесла, и науки почали быть латинского и греческого языку…и торжествовала тогда вольность народная». (41,142)