Вейн
Шрифт:
Веки потяжелели, стоило коснуться головой подушки. Успела удивиться – но не почуять сонные чары, редкие и дорогие.
Просыпалась тяжело, точно всплывала из омута. Еще не открыв глаза, закричала. Так пугается ребенок, внезапно очутившийся в темноте, не понимая своего страха, но захлебываясь в нем. Йорина тоже не поняла в первое мгновение.
Она бежала в храм дворцовыми переходами, босиком, в нижней рубашке. Уже знала, что произошло, и задыхалась от пустоты под сердцем. Кто-то попытался ее остановить, но это
Влетев под купол из сомкнутых ладоней, жрица ничком упала в ручей. Следом ворвался Оун и успел закрыть дверь, отрезая путь служителям и лекарям. В то утро еще никто не переступал порог, паломники только просыпались в своих постелях.
– Уйди, – сказала Йорина.
Глянула на воина сквозь мокрые пряди, и Оун отступил. Исчез в боковом проходе.
Журчал ручей, обтекая жрицу. Смотрели со стен целители прошлого и настоящего. Йорина стискивала зубы, боясь шевельнуться: звериный крик, еще страшнее, чем тот, первый, рвался из груди. Он жег горло, и, когда наконец перегорел, жрица села. Зачерпнула из ручья в сомкнутые ладони. Спросила хрипло:
– Кто?
Холодная вода из сердца гор загустела. Йорина выплеснула ее на пол и повела рукой, вылепливая лицо: высокий лоб, нос с горбинкой…
Она вышла в боковой проход спустя полчаса. Нижняя рубашка облепила тело, босые ноги оставляли мокрые следы.
– Найдите мне человека. Мужчина, лет двадцати пяти, худощавый…
Жрица говорила, Оун смотрел на ее губы, не смея опустить взгляд ниже.
– Найди его.
Кощунственные слова не давались, но Йорина так же ровно, как и все прочее, произнесла:
– Он украл дар Двуликого.
Потрясение. Страх. Чувства, которые не может испытывать воин, – но они читались на лице Оуна.
– Иди, – приказала жрица. – И объявите, что храм закрыт. Никого не пускать.
Сама же вернулась в зал – пустой, похожий на чашу колокола без языка. Встала на колени перед ручьем и окунула в него ладони. Она должна знать, кто стоит за вором.
Когда вода явила лицо, знакомое до мельчайших черточек, Йорина не удивилась.
…Жрица выпрямилась и подняла воротник плаща. Влажные пряди упали на шею, заставив вздрогнуть.
– Привет! – махнул Дан. – Не в курсе, что у нас сегодня на ужин?
Ежевечерняя пытка: сидеть за столом напротив вора и сдерживать гнев Оуна, когда самой хочется хлестнуть наотмашь, разбивая пальцы. Надо. Должно. Все, что угодно, лишь бы он вернул дар, но не из страха и не по принуждению.
Егор в который раз посмотрел на часы.
– Сколько уже?
– Семнадцать минут.
А Юрке казалось, прошло не меньше получаса.
– Черт! – раздраженно сказал Натадинель. – Тупик. Они там нас ждут, высовываться не собираются. А мы здесь.
– Ну и что предлагаешь?
– Не знаю!
– Тоже мне, коммандос.
– Кто?
– Неважно.
От солнца остался багровый край над соснами. В это время они обычно сидели дома, принюхиваясь к запахам из горшков.
Юрка до крови расчесал шею. Подобрал листик, плюнул и прилепил его на ранку.
– Не ворочайся, – одернул Егор. Снова глянул на часы. – Тридцать две минуты.
Юрка хотел огрызнуться, но дверь избушки вдруг распахнулась, и выкатился монах, без шапки, в порванной рясе. Заорал, надсаживаясь:
– Беги-и-ите-е-е!
Егор подхватил арбалет, Юрка вскочил на колени… Из домика щелкнул ружейный выстрел. Евсей споткнулся и упал ничком.
Толчок сшиб Юрку на землю.
– Лежи, – прошипел Егор и припечатал сверху локтем.
Юрка дернулся, пытаясь дотянуться до арбалета.
– Тихо!
Из избушки вылезли двое: один высокий, с винтовкой, другой держал в опущенной руке пистолет. Он сунул его под ремень и перевернул монаха. Высокий остановился в нескольких шагах от ельника и прислушался.
У Юрки задергался обожженный уголок глаза.
– Готов, – сказал тот, что наклонился над монахом. – Надо было стрелять по ногам.
– Надо было его заткнуть, – возразил высокий.
Постояли, глядя на тайгу. Дуло винтовки рыскало, точно принюхиваясь к ельнику.
Юрка хотел зажмуриться и не мог. Локоть Егора больно упирался ему между лопаток. Левая рука Натадинеля лежала у Юрки под носом, и он видел, как отсчитывает секунды стрелка на часах. Чуть повыше ремешка присосался комар. Его прозрачное брюшко наполнялось темно-рубиновой кровью.
Ветер шевелил волосы Евсея.
– Вроде тихо, – сказал высокий, опуская винтовку. – Может, не услышали?
– Так, этого – быстро в дом.
Ухватили монаха за руки-ноги и потащили с поляны. Закрылась дверь.
– Замри, – прошелестел в ухо Егор.
Оглушительно тикали часы. Прошло три минуты, и локоть убрался со спины.
– Отползаем. Очень тихо. Ты первый.
Юрка сдал назад и с ужасом заметил, как закачались над головой ветки. Замер Егор, нацелив арбалет в сторону скита.
– Возьми левее, – посоветовал свистящим шепотом.
Осторожно, по сантиметру, Юрка выполз из ельника и втиснулся под сосну, в густую тень. Через пару мгновений Натадинель оказался рядом.
– От дерева к дереву, – велел он, пристраиваясь так, чтобы видеть в просвете дом.
Юрка уперся ладонями в землю, приподнялся – и вдруг понял, что забыл свой арбалет! Вспыхнули уши, жаром залило шею.
– Мне нужно вернуться.
– Стоять!
– Я оставил…
– Назад!
Юрка послушался, понимая, что права у него теперь нет – вякать. Забыл оружие! Как последний трус!