Виа Долороза

Парфенов Сергей

– Хорошо, Нина Максимовна… Заменим… – ответил он бесстрастно.

– И еще, Юрий Алексеевич! – все тем же категоричным тоном продолжала Нина Максимовна. – Лидочка моя… Она… Вы уж извините меня за сравнение, но вид у нее как у девки с панели… А у меня международные встречи в фонде, я все время на конференциях, на форумах, а рядом такая лахудра. Понимаете? Это же в глаза бросается! Вы уж кого по аристократичнее подберите, а то перед иностранцами, знаете ли, неудобно…

Плешаков знал, что и в этом случае Нина Максимовна, мягко говоря, не совсем права… Лидочка Семенова была просто симпатичной девушкой. Не лярвой

какой-нибудь, типа тех девиц, из Второго управления, которых в интересах дела подкладывали под кого не попадя, а просто очень симпатичной молодой женщиной. К тому муж ее работал здесь же, в Девятке, – Плешаков его прекрасно знал. Секрет неприязненного отношения Первой леди лежал на поверхности – своей эффектной внешностью Лидочка затмевала саму Нину Максимовну и это, естественно, не могло понравится Первой леди. Плешаков плотно сжал крепкие челюсти, прекрасно понимая, что и в этот раз ему придется уступить и с самым любезным видом произнес:

– Подберем, Нина Максимовна…

Михайлова довольно улыбнулась.

– Ну вот и славно!

Она обвела удовлетворенным взглядом рабочий кабинет мужа, видимо полагая, что на сегодня она все свои дела закончила, но тут взгляд ее неожиданно наткнулся на незамеченную ею странную скульптурную композицию, застывшую прямо около двери, – отлитые в бронзе обнаженные мужчина и женщина стояли, облокотившись спинами друг на друга, едва касаясь при этом друг друга кончиками пальцев. По всей видимости, сия аллегория должна была символизировать союз Огня и Воды из античной мифологии.

– Алексей Сергеевич! – растерянно воскликнула Нина Максимовна (в присутствии посторонних она всегда обращалась к супругу по имени-отчеству). – А это ещё что такое? – и на лице у нее отразилась смесь из недоумения и досады.

Михайлов проследил за взглядом жены.

– А это, – ответил он устало. – Это мне сегодня немецкий канцлер Толь в подарок прислал…За мой вклад в объединение Германий…

Нину Максимовна, видно, такое объяснение супруга не утроило и, она трагично всплеснула руками, словно произошло нечто ужасное, сродни национальной катастрофе, воскликнула:

– Но этому тут совершенно не место! Надо хотя бы передвинуть куда-нибудь… Вот сюда что ли, – и ткнула сумочкой в угол кабинета, а затем, обернувшись, требовательно посмотрела на Плешакова. – Юрий Алексеевич, голубчик, не в службу, а в дружбу, передвиньте, пожалуйста…

Плешаков торопливо отвернулся и принялся стягивать с себя генеральский китель. Ему очень не хотелось, чтобы кто-то из президентской четы заметил, как кровь густой краской бросилась ему в лицо – его, генерала КГБ, как мальчишку какого-нибудь, заставляли передвигать тяжеленную бронзовую нелепицу, словно не было для этого ни хозяйственных служб в Кремле, или, на худой конец, адъютанта за стеной. Повесив китель на стул с атласной обивкой, Плешаков обернулся. Лицо его было невозмутимым и спокойным.

– Куда передвинуть, Нина Максимовна? – спросил он вежливо.

– Вот туда, Юрий Алексеевич!

Плешаков приподнял могучими руками бронзовых влюбленных, и, натужно сопя, потащил их в угол.

– Вот так? – спросил он, опуская скульптуру на пол.

– Нет-нет! Чуть-чуть правее… – поправила его Нина Максимовна. – А теперь немного развернуть. Вот! Спасибо! Теперь просто замечательно! – прощебетала она радостно, а потом ещё благосклонно добавила. – Как все же хорошо, что у нас такая мощная охрана… С ней ничего не страшно…

Но шутка у нее получилась какая-то неказистая… Кривая…

Борис Сосновский, начальник лаборатории одного из московских НИИ, достал из нагрудного кармана голубой конверт, который он нашел сегодня утром у себя в почтовом ящике перед уходом на работу и, выудив оттуда бланк, прочитал напечатанный на нем текст:

"Господин Сосновский, – гласило официальное послание. – Просим Вас прибыть в посольство Государства Израиль к 10 ч. 15 мин. 28 числа для собеседования…"

"Лёд тронулся! – радостно подумал Борис Моисеевич и сердце его учащенно забилось, – Лед тронулся! Скоро, скоро у меня все будет совсем по-другому! Скоро у меня будет нормальная работа, в нормальном офисе, нормальная зарплата, которой я действительно достоин и свой дом… Коттедж… С южными деревьями… Хорошо бы ещё с видом на море…"

Он снял трубку со стоящего перед ним кофейного цвета телефонного аппарата и принялся набирать номер своего начальника:

– Алло, Виктор Иванович? Это Сосновский! У меня тут машина забарахлила, мне бы отпроситься на послезавтра? Да, нет, надеюсь ничего серьезного… Закипает чего-то… Уровень жидкости? Нормальный, я посмотрел… Термостат? Может быть… Виктор Иванович, я хочу на всякий случай отогнать ее в автосервис… Если успею, обернусь к обеду… Конечно… Постараюсь… Тогда я поднесу заявленице? Спасибо…

Через день Сосновский пришел в посольство на пятнадцать минут раньше назначенного срока. Он подошел к окну в зале приемной и обратился к девушке за стеклом:

– Здравствуйте, мне пришло приглашение на собеседование…

Девушка вскинула на Бориса Моисеевича выразительные глаза-маслины с длинными опахалами ресниц и спросила:

– Ваша фамилия?

– Сосновский… – Борис Моисеевич торопливо просунул в окошко бланк приглашения. Девушка взяла бланк, быстро застучала тонкими пальчиками по клавишам компьютера, а затем набрала номер телефона:

– Алло… Здесь господин Сосновский… Хорошо…

Посмотрев на заглядывавшего в окошко Сосновского, произнесла:

– Ваш паспорт, пожалуйста…. Присядьте, я оформлю на вас пропуск…

Борис Моисеевич отошел и пристроился в углу приемной на черном мягком стуле. Через несколько минут в зал приемной вышел мужчина лет пятидесяти с короткими седыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой и, безошибочно выделив Сосновского среди ожидающих, обратился к нему:

– Господин Сосновский?

– Да… – неуверенно ответил Борис Моисеевич.

Слово "господин" непривычно резануло ему слух.

– Пойдемте, пожалуйста, со мной.

Сосновский встал и последовал за служащим посольства. Они прошли пост охраны, потом поднялись на второй этаж. Чиновник открыл ключом один из кабинетов, и жестом пригласил Сосновского войти. Кабинет оказался небольшой комнатой, вытянутой словно широкий пенал, освещаемой укрепленными на стенах яркими люминесцентными лампами. В центре комнаты стоял длинный стол, к которому было придвинуты пара мягких кожаных кресел. В дальнем торце комнаты у стены стоял то ли сервант, то ли невысокий офисный шкаф.