Виа Долороза
Шрифт:
Александр озадаченно почесал темный, щетинистый подбородок. Вопросец! Это только на первый взгляд он может показаться простым и понятным, а на самом деле не такой уж он и простой… Рассказать о знакомых евреях? А кого в Израиле вообще можно считать евреем? В Союзе, например, все считали евреями Шабсонов, а по приезду сюда вдруг оказалось, что они самые что ни на есть русские… Так о ком же тогда рассказывать?
"А может зря он мучается и переживает – ведь правом иммиграции в Израиль обладает любой, имеющий евреев пусть даже в третьем колене? А кто там теперь разберется, были у тебя евреи в третьем колене или нет?" – резонно рассудил Александр.
"Пускай они это тут сами выясняют", –
– Так! Господин Шабсон… Вот вы тут упомянули Сосновского… Бориса Сосновского, кажется? У вас с ним какие отношения?
Александр недоуменно пожал плечами.
– Нормальные… Росли вместе… Сейчас иногда переписываемся… А что?
– Нет, ничего, ничего! – успокоил чиновник. – Скажите… А не могли бы вы его пригласить сюда недельки на две? С семьей… Как я уже говорил, расходы вам возместят…
Александр заколебался, но заколебался не потому, что просьба показалась ему слишком уж обременительной, а потому что не знал, как перейти к главной теме, ради которой он в общем-то и согласился на эту встречу.
– Это-то как раз не проблема, – наконец протянул он. – Я в смысле пригласить… Только… Господин Лавин… Видите ли… Ну куда я его буду приглашать? Квартира у нас хоть и просторная, но на ещё одну семью не хватит. К тому же я даже не знаю, как к этому отнесется мой домовладелец. А вот, если бы у нас было бы собственное жилье… Тогда совсем другое дело! А вы ведь, кажется, говорили, что можете помочь с получением машканты?
Он выжидательно замер, чувствуя, как внутри у него колотится сердце, но Моше Лавин, его просьбе совсем не удивился и отказывать ему не стал.
– Хорошо! – произнес он и пододвинул к себе блокнот. – Я постараюсь помочь… Скажите, где вы работаете…
Он быстро записал информацию, которую ему сообщил Александр и, вырвав листок из блокнота, прицепил его на кнопку рядом с монитором. После чего сухим, официальным тоном попросил Шабсона не затягивать с приглашением Сосновских и, словно боялся, что Александр станет просить о чем-то ещё, поторопился с ним распрощаться.
Исполнил ли Лавин свое обещание или нет, так и осталось для Александра загадкой, но когда на следующий день он обратился в администрацию завода с просьбой о гарантийном письме для банка, ему в его просьбе не отказали. Правда, перед этим пришлось пройти собеседование, которое проходило там же, в административном корпусе и длилось довольно долго. Так долго, что под конец у Александра уже создалась совершенно твердая убежденность, что заветной машканты ему не видать никогда. К тому же в течение всего собеседования плешивый очкарик из администрации, местный, коренной еврей, с линзами-диоптриями на орлином носу, постоянно морщился на несовершенный иврит Александра. Но Александр старался на это не обращать внимание… В конце концов все это мелочи! Ведь гарантийное письмо-то ему дали! А ещё через несколько дней Шабсонам удалось договорится о покупке дома. Осмотрев предлагаемые варианты, они выбрали коттедж в пригороде, небольшой, но очень уютный, с открывающимся из окон красивым видом на холмы и стройные ряды кипарисов неподалеку. Так что можно считать, что все сложилось, как нельзя более удачно… Так удачно, что жена, после того, как они возвращались, заключив договор на покупку дома, даже с некоторым сомнением в голосе спросила:
– Саш, а тебе не кажется всё это странным? Ну… Как-то быстро все… Даже не вериться!
Александр улыбнулся и обхватил жену за плечи.
– Просто повезло! – ответил он беззаботно. – Я ж тебе говорил, что я везучий… Вот, видишь… Пошла
После приглашения Шабсонов Сосновские приехали в Израиль ровно через месяц.
Шабсоны оставили им свою ещё не возвращенную домовладельцу старую квартиру, – благо, что квартплата была внесена до конца месяца, так что Сосновским не пришлось даже тратиться на гостиницу.
Вечер они провели вместе с гостеприимными хозяевами. Неокрепшее воображение приехавших поражало буквально все – и просторы комнат нового коттеджа, и пол, устланный мраморной плиткой, и солнечные батареи на крыше, и даже сверкающий свежей полиролью старенький "Субару" во дворе. Осмотрев все, ужинать они отправились вместе с хозяевами на старую квартиру, где им теперь предстояло жить. Ирина Шабсон приготовила к праздничному столу антрекоты из индейки и овощные салаты (вкусно! – пальчики оближешь, – похоже, иммиграция крайне положительно сказалась на ее кулинарных способностях), но и Борис Моисеевич в грязь лицом не ударил, – он выставил на общий стол привезенную с собою бутылку старого армянского коньяка, (подарили ещё коллеги по работе на сорокалетие) и выложил на стол батон душистого ржаного черного хлеба – деликатес, которого в Израиле не достать.
Просидели они с хозяевами почти до полуночи, вспоминая свое житье в Союзе, расспрашивая о том, как тут живется, а на следующий день, когда Шабсонов уже не было, (вечером, сразу же после ужина они отправились в свой новый дом) Сосновские решили обследовать Город Мира – "Ир Шалом", как назвал его в свое время царь Давид. Без труда добрались они до Сионских ворот, (почти каждый встречный легко понимал их русский язык и считал своим долгом в мелких деталях объяснить, как туда добраться), нашли гробницу Царя Давида, зашли в зал Тайной вечери, затем прошли к Кувуклии – Храму гроба Господня, посмотрели на величественный купол мечети Аль-Акса, благоговейно постояли у Стены плача, оставив в ее трещинках записки с пожеланиями. Переполненные впечатлениями спустились по узким, мощенным улочкам на широкую Кардо, центральную улицу Старого города и здесь решили дать ногам передохнуть и немного перекусить – зашли в кафе. Борис Сосновский, увидев телефонный автомат, отошел позвонить, а жена и дочь устроились за столиком, сделали заказ и теперь сидели и вкушали наиболее распространенные блюда еврейской кухни. К ним подошел официант и, услужливо склонившись, задал свой вопрос на чистейшем русском языке:
– Дамы ещё что-нибудь желают?
– Нет, нет, спасибо! – вежливо отказалась Ольга Витальевна.
Дочь, Светлана, смогла лишь слабо покачать головой, с трудом дожевывая кусок огромной питы, – пита была до отказа напичкана овощами и фелафелем и по своим габаритам напоминала средних размеров страусиное яйцо. Кроме того, на столе перед ней ещё стояли лишь наполовину опустошенные тарелки с хумусом и салатом так, что создавалось впечатление, что порции в кафе, куда они зашли перекусить, были рассчитаны на великанов. Официант понимающе кивнул и отошел.
– Все! Больше не могу… Щас лопну… – откинувшись на спинку пластмассового стульчика, обессилено заявила Светлана. Отдохнув несколько секунд, она обвела вокруг ленивым взглядом и протянула в блаженной истоме:
– Лепота-а!
Затем, мечтательно зажмурившись, покосилась из-под полуприкрытых ресниц на мать:
– А вот бы здесь навсегда остаться, а, мам?
Ольга Витальевна никак не отреагировала на это предложение, поскольку через широкое стекло кафе она внимательно наблюдала за мужем, который разговаривал по таксофону. Видя, что мать совершенно не восприняла вопрос, Светлана легонько дернула ее за рукав.