ВИА «Орден Единорога»
Шрифт:
Битька, продолжая реветь, не снизошла даже до того, чтобы отмахнуться от надоедливого дядьки с его «посылкой», она перевернулась сначала на живот (взгляду ее представился чисто выметенный глиняный пол), потом встала на четвереньки, и, не сумев достигнуть большего, на четвереньках и отправилась к выходу, горестно завывая и заливаясь горючими слезами.
Дядька же, проследив ее движение без тени улыбки, двинулся за нею, прихватив со стены багор:
— Судя по всему: либо посылок было больше, либо ты, паря, был не один, а со сватом, братом или с милой.
Битька в подтверждение взвыла громче и отчаянней. А может, взвыла она и от неожиданности: дом, который она пыталась покинуть оказался пещерой в высокой скале над Аль-Таридо. Поток здесь непонятным образом делал поворот,
…— Держи меня, соломинка! Держи!
Когда вокруг шторма двенадцать баллов!
Держи меня, соломинка! Держи!
Когда друзей по жизни разбросало!!! — хрипло и безутешно вопил кто-то над головой Рэна, он захотел было застонать и протереть глаза, забитые песком так, что звенели от невыносимой боли, но, заметив шевеление, голос взвыл:
— Держи!!!
И Рэн инстинктивно сжал готовые разжаться руки. Тут он понял, что даже в бессознательном состоянии держал в руках нечто живое, мягкое и довольно увесистое, еще он понял, что висит, зацепившись за что-то ремнем гитары и похолодел, вспомнив, что ремень крепится на маленьких таких несерьезных с виду гвоздиках с большими, скорее чисто декоративными шляпками.
— Песен еще не дописанных сколько?
Скажи, кукушка! Пропой!…— с бабьими подвываниями затянул все тот же голос.
— Шез? — наугад спросил Рэн.
— Ой, лучше тебе вообще ничего не говорить, а то ты висишь на самых настоящих соплях. И боюсь, что они и твоего участившегося дыхания не выдержат… В городе мне жить или на выселках?
Камнем лежать или гореть звездой?
Звездо-оё-ё-ой!..
Рэн тихонько промычал от боли и безвыходности положения, а тут еще нечто, что он прижимал к себе, заворочалось в его руках, потом затихло, очевидно сориентировавшись в ситуации. А затем теплый влажный язычок шершаво заелозил по лицу юноши, и Рэн понял, что на руках у него единорожка. По крайней мере, за двоих из их компании можно не волноваться, если, конечно, забыть о том, что все они висят на соплях и вполне возможно, над тем же Аль-Таридо. По крайней мере где-то рядом он шумит. Когда единорожке удалось-таки очистить глаза, нос и уши Рэна от песка, тот смог воочию убедиться в правильности своих худших предположений. Правда, был и положительный момент: в наличии было не двое, а трое — вцепившись одной рукой в загривок единорога, а второй за воротник кожаной куртки Рэна, висел окаменевший тролль.
Вся эта гроздь держалась, как и положено, на довольно хилой ветке над пропастью. Ветка принадлежала какому-то совершенно жалкому кустику, очевидно, исключительно ради такого случая выросшему на отвесной скале. Что-то такое скала эта напомнила Рэну. Да тут и думать нечего: ту скалу, с которой и начались все эти приключения. Неужели так они и закончатся? Вот если бы руки у него не были заняты…
Проследив задумчивый взгляд Рэна, единорожка внес свое замечание:
— По-моему тролль меня очень крепко держит, извините… Мне кажется, даже если вы меня отпустите — я не упаду…
Одной рукой Рэн зашарил по стене, другой помог единорожке перебраться к нему за спину на гитару, вот когда жалко стало, что у единорога копытца, а не какие-нибудь лапки с коготками. Слава богу, булавка из окаменевшего от ужаса тролля действительно держала прочно. Шез все это время суеверно вопил про соломинку, плюясь на попсу, но обещая не забыть о помощи Пугачевой в этой фатовой ситуации. Но соломинка, конечно, соломинкой и была, вскоре она переломилась — кончились ее сверхсоломинковые силы. В качестве реквиема Шез пропел ее уносящимся вниз остаткам из Тухманова: «Подумал я вслед: „Травиночка, ветер над бездной ревет. Сахарная тростиночка, кто тебя в пропасть столкнет. Чей серп на тебя нацелится? Срежет росток? На какой плантации мельница сотрет тебя в порошок…“. По счастью, это было уже тогда, когда вцепившись в выступы и трещины Рэн полз по скале наверх, и Шез вернулся к своим обязанностям группы поддержки: „Так оставьте ненужные споры, я себе уже все доказал. Лучше гор могут быть только горы. На которых еще не бывал…“
… Санди казалось, что если он спрыгнет с Друпикуса, во весь опор мчащегося по берегу Аль-Таридо, то сумеет бежать еще быстрее, чем скачет конь. Во всяком случае, ему хотелось двигаться так быстро, чтобы беспокойные мысли не успевали за его головой. При этом рыцарь зорко осматривал берег и, насколько это возможно, местами видимое дно. Сказать, что он ругал себя, значит ничего не сказать. Молодой человек настолько был зол по поводу собственного легкомыслия, что старался и не отдавать себе в своей злости и вине отчета, чтобы не лопнуть от переполняющих его негативных эмоций. Санди даже думать не хотел о том, что он с собой сделает, если хоть кто-то из их компании пострадал. Его-то, как уже бывало, сумел вытащить верный и мудрый Друпикус.
Скакали они уже час. Такова уж была сумасшедшая скорость реки, превосходящая даже способности Друпикуса. И долго никого из унесенных ветром не мог ни на берегу, ни на поверхности, ни на дне заметить Сандонато.
Наконец, его внимание привлекло нечто, висящее в воздухе над потоком. Нечто тоже заметило рыцаря и замахало большой черной рукой. И с радостью и тревогой рыцарь поспешил ближе к месту, где над Аль-Таридо ногу на ногу, трубка в руке — «Пых-пых»— меланхолически зависал дядюшка Луи. Оказывается, как раз под этим местом «затонул»дядюшкин саксофон, и теперь негр кантовался на поверхности, как привязанный.
Обменялись информацией. Информации больше было у духа. Санди, топором ухнувший на дно вместе с Друпикусом, ничего не успел рассмотреть, даже не сразу осознал, что никто не держит его больше за пояс. Единственное, о чем он мог сообщить, это то, что он почти уверен: выше по течению никого из их компании нет. Дух же, менее зависимый от всяких отвлекающих от главного мелочей типа недостатка воздуха, песка в рот, нос и глаза, камней в лоб и по лбу, сбивающего с ног потока, сумел заметить, как Рэн повис, вцепившись в обрывок моста, а за него почти бессознательно цеплялся Бэт, Шез что-то орал, указывая пальцем непонятно на что. Потом Рэну удалось выловить проносящееся мимо нечто на сверкающих прозрачных пузырях и сунуть в руки младшему члену их команды. Бэта тут же сорвало с места и со свистом унесло, к счастью, пузыри держали его на поверхности. Самого оруженосца тоже схватило, кувыркнуло и бросило. Дальнейшего дядюшка Луи не помнил, потому что выпавший из седельной сумки Санди саксофон ударило обо что-то на дне, и негр потерял сознание. Очнувшись, почувствовал, что инструмент унесло течением, и, повинуясь внутреннему чутью, отправился искать его.
На этом моменте их разговора дядюшка досадливо хлопнул себя по колену: саксофон опять понесло прочь. Негр развел руками и устремился за вещью, к которой был привязан незримыми узами накрепко. Время от времени он с сочувствием оглядывался на товарища, которому все труднее и труднее становилось пробираться берегом.
Местность вокруг значительно преобразилась. Если раньше один берег Аль-Таридо напоминал степное гладкое плато с парой-тройкой мощных деревьев, а второй зарос лесом, то сейчас по обе стороны громоздились скалы, совсем не рассчитанные на передвижение по ним конных путников. Благо под Санди был Друпикус, хотя и у него некоторые участки вызывали законную столбняковую реакцию. Еще бы, одни из скал состояли сплошь из мягкого рассыпчатого песчаника, в который проваливались копыта, зато другие были гладкие и твердые, как алмаз. Добавьте сюда еще те, что представляли из себя гигантские куски льда, этакие айсберги в окружении обычных серых братьев. Все эти разновидности почти нигде не спускались к руслу воздушного потока полого, обрываясь отвесными, а порой и, наоборот, нависающими карнизом стенами. У Санди даже разболелась голова от тревоги за друзей.