Вице-президент Бэрр
Шрифт:
— Ты только подумай, что это тебе сулит. Тебелично. Написать памфлет — нет, даже книгу, доказать, что Мартин Ван Бюрен — сын Аарона Бэрра. Это же принесет тебе целое состояние.
— Юридические доказательства… — начал я, но Леггет меня не слушал.
— Но еще поважнее твоего состояния, Чарли, судьба республики. Джексон начал великие реформы. Мы начинаем двигаться в направлении демократии. Ван Бюрен повернет это движение вспять. Так давайте же помешаем ему стать президентом.
— Доказав, что он незаконнорожденный?
— Американцы — люди строгой морали. Но еще губительнее
— Так, значит, ты поддерживаешь кандидатуру Генри Клея?
— Нет. Я предпочитаю другого сенатора от Кентукки, Ричарда Джонсона. Несмотря на его penchant [18] к негритянкам, Джонсон будет продолжать джексоновские реформы. А Ван Бюрен — нет. — Леггет перешел на заговорщический шепот. — Ты, должно быть, заметил наши расхождения с Брайантом. Он верит Ван Бюрену. Я не верю. Мне нравится Джонсон. Ему — нет.
18
Пристрастие (франц.).
Я никогда не видел Леггета таким возбужденным. Глаза блестели, щеки слегка раскраснелись. Наступила тишина, которую прервала песенка торговца моллюсками с Пайн-стрит, воспевавшего свой товар:
Прекрасны моллюски Снега белее Со скал Рокавэя!(Я записываю все песенки, какие ни услышу, — пригодятся для статьи.)
Я бросил пробный шар:
— Во-первых, не думаю, что полковник Бэрр сгорает от нетерпения рассказать мне всю правду…
— Ты видишь его каждый день. Он тебя любит.
— Мой отец был его другом, но вряд ли это…
— Бэрр стар. Он весь в прошлом.
— В прошлом?В этот самый момент он собирается заселить Техас немцами.
— Великий боже! — На Леггета это произвело впечатление. — Все равно, только ты можешь все узнать. Разве ты не говорил мне, что он пишет историю своей жизни?
— Полковник как-то обмолвился об этом. Но что-то не верится. Время от времени он вспоминает, что хотел диктовать мне, но…
— Так ты подтолкни его! Заведи разговор о старых временах, о Киндерхуке, о тех днях, что он провел в ассамблее, одновременно ухлестывая за мадам Ван Бюрен…
— Боюсь, что ему куда важней рассказать «подлинную» историю Революции.
— Ты совсем не способен на хитрость?
— Вы не знаете полковника Бэрра. Предположим, я даже смогу выудить из него правду, все равно он не даст мне этим воспользоваться. Он лучший адвокат штата, а есть преступление, именуемое клеветой.
Леггет не замедлил с ответом.
— До выборов еще целых три года. Через три года он умрет, а по законам штата Нью-Йорк невозможно оклеветать мертвого.
— А Ван Бюрен?
— Доказать, что человек незаконнорожденный, не клевета. — Леггет встал. — Чарли, похоже, мы нашли способ преградить Мэтти Вану путь в Белый дом и открыть путь демократии.
Я тоже поднялся.
— «Ивнинг пост» это напечатает?
Леггет засмеялся и тут же закашлялся.
— Конечно, нет! Но не волнуйся. Я найду тебе издателя. — Он неуклюже проковылял мимо меня к двери, точь-в-точь разболтанный скелет. — Я говорю совершенно серьезно, Чарли. — Он взял мою руку своей сухой горячей рукой. — Разве часто бывает возможность изменить историю своей страны?
Леггет задел не ту струну. Наступила моя очередь заговорить снисходительным тоном.
— Я таки скажу полковнику Бэрру. Самим фактом своего существования он не раз переделывал жизнь многих американцев, но незаметно, чтобы он этим чего-нибудь добился.
— Оставь иронию мне,дорогой Чарли. А тыделай историю.
Предаю ли я полковника? До некоторой степени да. Могу ли я повредить ему? Нет. Да пусть кто-нибудь в анонимном памфлете изобразит его самим дьяволом, он и то не расстроится. О нем и похуже вещи писали, и отнюдь не анонимные авторы, а такие, как Джефферсон и Гамильтон. К тому же, если он последователен, он вряд ли будет возражать против того, чтоб мир узнал, что он отец Ван Бюрена. Полковник часто повторяет: «Всякий раз, когда женщина оказывает мне честь, утверждая, что я отец ее ребенка, я воспринимаю это как комплимент и отметаю любые сомнения, какие у меня могут быть на этот счет».
С другой стороны, конечно, полковник очень огорчится, если Ван Бюрен провалится на выборах из-за родства с ним. Но у меня нет выхода. Леггет предложил мне способ избавиться от тяжелой кабалы — заработать литературным трудом. Я принимаю предложение. Тем более — признаюсь — мне приятно будет провести самого ловкого пройдоху нашего времени. Мне дорог полковник, но собственная жизнь еще дороже.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Пришлось вернуться из Коннектикута. Дела… — Полковник утопал в клубах дыма от своей длиннющей сигары. Кабинет Бэрра. Описываю: сквозь рваные велюровые шторы и пыльные окна в комнату проникает зеленоватый свет летнего дня; посетитель попадает как бы в ад или, вернее, в подводное царство и плавает там, различая взглядом книжный шкаф, набитый юридическими справочниками, письменный стол под зеленым сукном, портрет пышной темноволосой девушки — Теодосии, дочери полковника (согласно легенде, пираты заставили ее идти с завязанными глазами по доске, пока она не упала в море). Бэрр мне про нее еще не рассказывал, но он вообще редко вспоминает прошлое, если только не загорится желанием разоблачить кого-нибудь из знаменитых современников.
— Я всю ночь провел в кабинете. Столько работы. — Он взглядом пригласил меня сесть в кресло для посетителей.
— А мадам Бэрр?..
— Мадам на Холмах, где ж ей быть? Однако позже она приедет в город. Чарли, где техасские документы?
Я достал их из шкафа.
— Сегодня мы покупаем земли! — Сияя от счастья, Бэрр разложил на столе бумаги. — Тысяча иммигрантов уже готовы к отплытию из Бремена. — Он развернул карту территорий Техас и Луизиана. — Когда-то я знал там каждый уголок. — Сильным красивым указательным пальцем (у него вовсе не старческие руки) он проследил путь Миссисипи до Нового Орлеана.