Вице-президент Бэрр
Шрифт:
— Дикая, пустующая, прекрасная земля! — Он вдруг с силой прижал палец к карте. — Вот здесь мистер Джефферсон арестовал меня. — Бэрр просиял мальчишеской улыбкой. — Он утверждал, что с отрядом в сорок пять человек я собирался отделить западную часть Соединенных Штатов от Великой Виргинии — так иногда называли союз штатов те из нас, кого не приводили в восторг мистер Джефферсон и его хунта.
— А что на самом деле вы собиралисьпредпринять с теми сорока пятью?
Бэрр замкнулся. Иначе не передать выражение его лица, когда он уходит в себя. Однако вежливость ему никогда не изменяет, он просто игнорирует дерзость собеседника.
— Вот куда мы посадим наших немцев. — Он обвел пальцем территорию к западу от реки Сабин. — Полно воды. Отличные пастбища. И документы на аренду земли в порядке.
Ну и фантазии! А впрочем, кто его знает?
— И что всего важнее, мадам готова вложить деньги. — Он сдвинул очки на лоб. — Удивительная женщина, Чарли. Поистине удивительная.
— Мне так неприятно, что я спросил ее про Наполеона.
— Боюсь, что к старости люди начинают верить, что прошлое было таким, каким ему следовало быть.
— Вы этим не страдаете, полковник.
— Но я же и не старый, Чарли. — Его темные глаза широко раскрылись; тот же прием, что у Тайрона Пауэра, только в отличие от романтического ирландского актера Бэрр подтрунивает над самим собой. — Но мне особенно повезло. Или не повезло — как посмотреть. Я не только знаю, каким следовало быть моему прошлому, я знаю, каким оно былона самом деле. — Какая-то странная вдруг гримаса. Что это? Затаенная боль? Или мне показалось? Но вот он снова стал самим собой. — И кроме меня, этого не знает никто. В конечном счете это только к лучшему.
— Почему же к лучшему, я так не думаю. Вы обязаны рассказать миру свою версию истории. — Я произнес фразу, заготовленную после разговора с Леггетом, затверженную в уме, и проклинал себя за то, что это было заметно.
Бэрр улыбнулся.
— А вдруг моя версия не самая точная? Но ты мни льстишь. И мне это приятно! — Он пнул кожаный сундук под столом. — Там у меня хранится целая история: письма, газеты, тетради, начало мемуаров. О, у меня талант по части начинаний, Чарли, настоящий талант. — В голосе его прозвучала столь несвойственная ему горечь. Но тут же он заговорил быстро, почти весело. — Впрочем, разве не лучше хорошо начать, чем не начинать вовсе? И какое начало! Я был не только сыном знаменитейшего богослова, но и внуком еще более знаменитого богослова, самого Джонатана Эдвардса [19] , пророка, который — как это говорится? — ходил по путям господним. Нет, привычный глагол не в состоянии передать поступь великого пуританина. Джонатан Эдвардс бежал по путям господним — и перегнал нас всех. Да и самого бога, пожалуй. Уж меня-то — безусловно. Я не знал этого святого из Стокбриджа, но воспитывался под сенью его имени, и меня бросало в дрожь, пока я не прочитал Вольтера, пока не понял, что человека и в этоммире ждет слава, если он не смалодушничает и смело пойдет к своей цели. Подобно Наполеону. Вот почему я примкнул к Революции и стал героем.
19
Американский священнослужитель и религиозный мыслитель (1703–1758).
Он замолчал. Раскурил потухшую сигару.
— Так начинали многие. Но кто же ее обрел,ту славу? Только не я, как известно. — Он пустил кольца дыма мне в лицо. — В конце концов лавры достались землемеру из Виргинии, который стал «отцом» своей страны. Но будем справедливы. Коль скоро генерал Вашингтон не смог ничего произвести во плоти, вполне уместно поставить ему в заслугу зачатие хоть этого союза. Мул-производитель, так сказать, чьим противоестественным потомством стали Штаты. В конечном счете не проворным досталась победа [20] , а бесплодным. — Шутка показалась Бэрру забавной. Я был слегка шокирован. Как и все, я считаю Вашингтона человеком скучным, но безупречным.
20
Бэрр обыгрывает библейское выражение «…не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа…».
Бэрр вручил мне несколько пожелтевших от времени страниц.
— Недавно я наткнулся на это описание моих приключений во время Революции. Думаю, оно тебя позабавит.
Я взял рукопись, весьма польщенный доверием полковника, хотя Революция для меня далека, как Троянская война, но только еще непонятней, поскольку ее уцелевшие участники ни в чем не приходят к единогласию.
Леггет как-то предложил собрать всех, кто уверяет, будто сражался за независимость, в Воксхолл-гарденс и расстрелять — да вот беда, они даже в громадном Вокс-холле не поместятся. Каждый шестидесятилетний американец клянется, что был барабанщиком; семидесятилетний — полковником или генералом.
— Мэтт Дэвис собирается после моей смерти написать мою биографию. Но он и сам немолод. — Полковник довольно усмехнулся при мысли о бренности старого друга.
Мэттью Л. Дэвис — редактор газеты, один из вождей Таммапи, стойкий бэррит, как пресса до сих пор называет изначальных республиканцев — сторонников полковника; многие употребляют это слово, но понятия не имеют о его происхождении; они бы очень удивились, узнав, что основатель рода бэрритов держит контору на Рид-стрит и сам бэрритом не является, поскольку эта фракция в настоящее время находится в оппозиции к Ван Бюрену, в то время как их герой, чьим именем она нареклась, его поддерживает (потому что Ван Бюрен его сын?).
— Мэтт, конечно, напишет обо мне хорошо. Но раз я еще здесь, я нисколько не буду возражать, если ты посмотришь мои записки. Тем более, что ты неисправимый бумагомаратель. Да и как знать, может быть, мы сумеем что-нибудь нацарапать вместе.
В смежной комнате хлопнула дверь. Нелсон Чейз явился на работу. Я встал, чтобы тоже приступить к своим обязанностям.
— Почему Дэвис настроен против Ван Бюрена?
— Разве?
— Но он же недавно написал…
— Политика, Чарли, политика. С виду противники, а на деле часто тайные союзники. Все равно Ван Бюрен будет избран президентом в тридцать шестом году. И Таммани его поддержит — об этом я и сообщил вице-президенту в последний раз, когда мы с ним виделись.
— Полковник Бэрр! — Дверь отворилась, и в кабинет ворвался свежий воздух, так что я даже закашлялся, настолько я привык к дьявольскому дыму. Унылое лицо Нелсона Чейза повисло где-то в отдалении, подобно тыквенному фонарю. — Мадам… ваша супруга… мадам Бэрр внизу, в своем экипаже.
Полковник на мгновение остолбенел. Потом вскочил на ноги.
— Чарли, спустись и скажи ей, что я встречу ее, как мы условились,у Тонтина, в пять часов. Скажи, что сейчас я занят. Хотя не надо. Скажи лучше, что меня здесь нет. Что я в суде.
— Сегодня нет судебных заседаний, полковник, — начал Нелсон Чейз. Но полковник Бэрр был уже на ногах, и, когда он надевал высокую черную шляпу, я заметил, как оттопыривается его камзол спереди, как раз напротив сердца. Он скрылся через заднюю дверь, и я мог уже не кривя душой сказать, что «полковник Бэрр только что отбыл из конторы».
Мадам смотрела на меня в окно золотой кареты.
— Кудаон уехал? — Ее голос гремел по всей улице до самой водонапорной башни.