Видеоунтерменш
Шрифт:
– Говорить… И что же теперь со всем этим делать, Марк Соломонович?
– Как что делать? Как что делать? Правильно нас использовать! Вот что делать! Ведь существует масса поручений, с которыми лучше всего справится именно еврей! Произведи свой товар – и еврей перенесет его в нужное место на своих серебряных крыльях, отсними хороший фильм – и еврей добьется для него «Оскара», возьми неберущуюся высоту – и еврей прославит тебя, как словоохотливый путник, да еще накинет несколько сантиметров к твоей высоте! Благополучен тот народ, который использует нас как вечных путников, но горе тем, кто поручает нам производство… То же самое касается вашего художественного творчества… Еврей-менеджер – да. Еврей – самостоятельная креативная единица – нет. Бывают, конечно,
– А преподавание, Марк Соломонович? Я считал, да и вся наша группа считала, что вы – лучший преподаватель института.
– О! Преподавание… Преподавание – это нам по зубам. Преподавание – это компиляция и передача накопленных знаний. Это по нашей части, по части вечных путников. Тут нам есть чем гордиться. Вообще нашему народу много есть чем гордиться… Но когда я вижу телевизионную продукцию «Видео Унтерменшн», меня мороз пробирает по коже… Особенно как педагога… Гоните их оттуда… Гоните из павильонов, монтажных, редакторских кабинетов… Они погубят нас всех. Это я вам как еврей говорю. Как честный еврей.
– Как же их гнать? – выдохнул Сергей. – Палками?
– «Палками»… – улыбнулся Полянский. – Ох, русские, русские… Как вам такое в голову приходит? Еврейскими способами их гоните. Клин клином. Заходи почаще, я тебя, может быть, научу. Узнайте слабые места Леснера, Эзополя и прочих, нарисуйте блок-схемы с описанием психологических портретов… Тут, конечно, нужна долгая, кропотливая работа… Быть готовым вытерпеть унижение… Хотя… гляжу я на тебя, Садовников, вспоминаю, каким ты был в студенческие годы, и вдруг понимаю… Не способен ты профессионально терпеть унижения. В этом смысле тебе не повезло. Ты – самодостаточный творческий человек. А для «взломки» телевидения другой нужен.
– Что касается телевидения… Неужели нет других тропинок?
– Тропинок много, Сережа. Но чтоб без интриг… Вряд ли. Вот тебе еще одна… Добейся аудиенции у нашего президента и выпей с ним. Есть совершенно достоверная информация, что после бутылки водки можно просить у него все, что захочешь.
– Скоро двухтысячный год, Марк Соломонович. Президента будут переизбирать.
– А ты успей! Я понимаю: для того чтобы пробиться к нашему царю на прием, надо преодолеть множество редутов. Но в околопрезидентских редутах можно найти лазейки совсем другого свойства. Да, унижаться придется, но уже совсем не как творческому человеку. Раздели себя как бы на две части. Одна часть – Садовников – гомо сапиенс. Вторая часть – Садовников – творческий человек. Вторая часть сидит дома и пишет, а первую запусти. Один раз надо прорваться. Один только раз. А уж когда прорвешься и выпьешь с ним, то проси все, что захочешь. Хочешь – рыбную промышленность, хочешь – нефть, хочешь – алюминий… А ты попроси телевидение.
– Ну допустим, прорвусь, ну допустим, выпью. Но как же я попрошу у президента телевидение, если он наверняка таким же образом, то есть через посредство алкоголя, уже отдал его Леснеру?
– А ты скажи, что Леснер его предал, и налей еще по рюмке.
– Если все, что говорите, возможно, – заулыбался Сергей, – то почему сами не добьетесь самой высокой аудиенции и не возьмете себе… скажем, российское образование?
– Да стар я, Сережа, – Полянский тоже улыбался. – А президент так прямо и заявил в прессе, что ему нужны «молодые кадры». Со старыми он пить не любит. Старики много не выдерживают. Ну да ладно… Поерничали, подурачились, помечтали, а теперь давай перейдем к делу. Ты же пришел ко мне по какому-то делу? Ведь так?
– Так.
– Рассказывай.
Опустив голову, время от времени покрываясь красными пятнами от стыда, Сергей честно поведал старому профессору про заказ на рок-оперу. Рассказал о требованиях Галины Иквиной, что, дескать, все это должно быть переплетено с событиями Крещения на Руси. Признался в том, что смалодушничал вследствие финансовых затруднений. Не упоминал, правда, ничего о беседах с Романом Руденко. Да и к чему? Полянский с Руденко не
– Я тебе не верю, Сережа, – наконец выговорил Полянский. – Вернее, не совсем верю… Выслушивая твой рассказ, я получил шоковое состояние два раза. Первый раз, когда услышал от тебя, что эти уроды выбрали темой Иисуса Христа. А второй раз, когда ты поведал мне, что согласился над этим работать… Что касается моего первого шокового состояния… что же, видать, Апоков с Леснером окончательно зарвались… Но они получат свое… Обязательно получат! – Он угрожающе поднял указательный палец и посмотрел вверх. – За один только замысел получат… шакалы. Чтоб у них лапки поотсыхали… Уверен в том, что эта тема им не улыбнется, не дастся… Даже если текст будет писать такой талантливый парень, как Сергей Садовников… Что касается моего второго шока. Его я получил, когда услышал, что ты согласился. Как ты наверное, ожидал, я должен был тебя презирать… Но я не презираю. Я не верю, что ты согласился на такую работу из-за денег. Я тебя слишком хорошо знаю, мой ученик. Да. Ты мягкий, обходительный. Но я никогда не верил в твое малодушие, тем более в такой позорной степени. Вероятно, ты задумал что-то сложное и не хочешь мне об этом рассказать. И не один задумал, а с кем-то… Ладно, можешь не рассказывать. Я спокоен, потому что ты, в конечном итоге, не способен сотворить зло. Я всегда внимательно следил за всем учебным процессом в нашем институте и обратил внимание на твой излюбленный прием. Ты никогда изначально не сопротивлялся маразму, а старался довести его до абсурда, чтобы чья-то глупость стала видна всем. Помню, как парторг-идиот накануне Дня Победы предложил изготовить огромный фанерный щит с изображением Рейхстага и воинов-победителей, стоящих на его ступенях. Вместо лиц воинов должны быть отверстия, чтобы желающие могли подставлять свои лица и фотографироваться на фоне разгромленного фашистского логова. Ха-ха-ха! И ты, помню, будучи студенческим культоргом факультета, с энтузиазмом поддержал эту идею.
– Да, Марк Соломонович, – улыбнулся Сергей, – активно поддержал.
– Щит изготовили, разрисовали, выставили, а через неделю парторга сняли. Ты этого специально добивался?
– Да, профессор. Так оно и было. Добивался, чтобы этот придурок своими же руками себя и убрал.
– Вот видишь? Способен ты, оказывается, на еврейские поступки! – захохотал профессор. – И если ты на этот раз задумал сделать что-то подобное, но в другом масштабе, то я с удовольствием тебя поддержу. Потом расскажешь… Главное, помни золотое еврейское правило – не подставляйся! А по завершении дела прощения у Всевышнего не забудь попросить.
– Да. Конечно. Извините, но сейчас действительно не могу обо всем рассказать. Я в этом деле участвую не один. Да и задачу толком пока не могу сформулировать. Все как-то расплывчато…
– Не обижаюсь. Так что тебе конкретно от меня надо?
– Владимир Красно Солнышко. Материалы о Крещении Руси.
– Полагаю, что общеизвестные материалы тебе ни к чему, а нужно что-нибудь особенное, да?
– Да. Лучше что-нибудь особенное…
– Ну, тогда идем вон к той стойке, там есть даже и подлинники…
Давя ботинками силикагелевые шарики, разбросанные по всему полу, они продвигались по институтскому подвалу, который и являлся хранилищем архивных документов. Каждая вторая лампочка не горела, отчего в обстановке серых облупленных стен и висящей в воздухе пыли создавалось тягостное ощущение. Хотелось как можно быстрее уйти отсюда. Наконец Полянский и Садовников подошли к старой деревянной стойке, вмещающей несколько запыленных ящичков.
– Представляешь, до чего дожили, – закашлялся профессор, – не можем позволить себе даже уборщицу для наведения порядка в подвале. Я уже не говорю о нормальной охране… Обратил внимание, какая тут охрана?