Видеоунтерменш

Селин Александр Геннадьевич

Задевая головой низко висящие люстры, он подошел к сейфу, который, по мнению Тани Вранович, стоял всего лишь для отвода глаз, несмотря на множество замков. Ладно, бог с ним, с сейфом. Куда интереснее вот этот бельевой бокс… Роман раскрыл его и начал расслаивать белье, аккуратно складывая рядом. Докопался до самого дна. Пусто. Измерил рулеткой высоту ящика снаружи и внутри. Так оно и есть. С двойным дном. Перевернув ящик, достал из барсетки отвертку, открутил шурупы, фанерное дно легко отошло. Ну вот и они, семейные ценности супругов Афанасьеу… Компрометирующие фотографии… Пьяный Гусин… Румянцева с Вранович танцуют нагишом на столе… Даже какие-то аудиокассеты. Документы. Договоры. Договор о покупке земельного участка на Рублевском шоссе. Зачем он здесь, в секретном месте? Копии доносов уже на самих супругов Афанасьеу… Вот ведь как, на них, оказывается, тоже стучат. А они, видать, нашли общий язык с замдиректора по безопасности. Тоже семейная дружба? Так, пачка стодолларовых купюр… По толщине Роман предположил, что здесь тысяч примерно

пятнадцать… Некоторое время раздумывал, взять или не взять? Посмотрел на часы… На часах 21:50… 116-ая серия закончилась, сейчас начнется 117-ая. Еще вагон времени… Нет, все-таки не взял. «Если не найду чертежей скуфети, то мой визит должен будет остаться незамеченным. В противном случае поднимется шум, и Таня Вранович меня обязательно сдаст». Еще вспомнил заповедь одного знакомого вора-рецидивиста: «Бери только то, ради чего пришел. Иначе обязательно попадешься. Бог накажет». Задал еще несколько вопросов сам себе. Ответил на них. Нет, в контексте грядущей акции кража денег – поступок довольно мелкий. Не взял. Так и не обнаружив желанных чертежей в потайном месте бельевого бокса, Роман принялся вспоминать повадки Александра Афанасьеу… Мог ли Афанасьеу поступить следующим образом: по дороге из Историко-архивного института скопировать чертежи, потом в спокойной обстановке сфотографировать их или отсканировать, скачать на какой-нибудь диск, и сами бумаги уничтожить? Нет, скорее всего, не уничтожил бы. Скорее всего, сохранил бы и то, и другое. И диск, и еще дублирующий диск, и сам бумажный вариант. А здесь, в тайнике, ни дисков, ни чертежей. «Если изображение скуфети хранится в памяти компьютера, куда я не полезу, то оно также было бы сохранено либо здесь, либо в коробке из-под стирального порошка „Ариэль“». Аккуратно сложив семейные ценности, вернув бельевой бокс в исходное состояние, Роман отправился в ванную, где принялся потрошить огромную коробку со стиральным порошком. В пустую кастрюлю, которую нашел на кухне, высыпал порошок, маскирующий главное содержимое. Ага, все так и есть, как говорила Таня Вранович… Достал со дна упаковку, завернутую в несколько слоев целлофана. Развернул целлофан. И здесь пачка денег примерно такой же толщины. Эх, Садовников, Садовников… Зачем ты всякую ерунду пишешь? Поступил бы вот так разок и одной ходкой все финансовые проблемы решил… А ведь молодцы супруги Афанасьеу! Деньги прячут в разных местах. Причем, в квартире, а не в «Промстройинвест банке». Правильно делают. Что тут еще? Копии документов, видимо, тех же, что и в бельевом боксе… Золотая цепочка, браслет, несколько колечек с камушками… фамильное… на черный день… Какое-то письмо. Еще раз посмотрев на часы и убедившись, что спешить не обязательно, Роман стал читать. Это было любовное послание казака его жене ко дню ее рождения. Потрясающе! Изящный стиль, высокие обращения и стихи… хорошие стихи, с корневыми рифмами… Роман вспомнил эпитеты, которые Афанасьеу употреблял по жизни, обращаясь к Елене: «Моя любоу», «Моя ’олубка»… и расхохотался. Интересно, сколько сейчас стоит нанять автора для такого послания? И не Садовников ли все это писал? А это что? О-о! Сведения из медицинских картотек! На кого? На Леснера… Апокова… Буревича… Эзополя… Ого! У них и с врачами, оказывается, семейная дружба! А как же врачебная тайна? Далеко пойдут ребята! Роман вспомнил, как однажды Буревич пожаловался на зуд за ушами, вызванный нервной аллергией, и тут же мгновенно Елена достала из сумочки тюбик «Синафлана». Как обрадовался Буревич, как обмяк! «Леночка, ты прямо „Скорая помощь“! Мессия!» Погоди, Буревич, у нее для тебя еще и клизма найдется, и сердечные капли, и пузырек с клофелином… Так, копия медицинской карты генерального директора спортивного канала… На спортканал что ли лыжи навострили? Правильно. Спорт – дело надежное. Спортивные трансляции не отменят никогда. Вот и все. Никаких скуфетей. Сложив обнаруженные вещи обратно в пакет, Роман обернул их несколько раз целлофаном, как и было, уложил на дно коробки. Засыпал все это дело порошком и помыл кастрюлю. Он понимал, что проверка, которую только что произвел, была весьма неполной, но, судя по наличию больших денег и золотых украшений, это были очень важные семейные тайники. Так что если бы Афанасьеу осознавал ценность владимировской скуфети и, не побоявшись Апокова, скопировал бы чертежи, то, скорее всего, в одном из двух мест Роман обнаружил бы их следы. А теперь он был почти уверен, что Афанасьеу не копировал те три странички, которые украл у Марка Соломоновича Полянского, а честно привез на Шаболовку и отдал генеральному директору РосТВ. «Хорошо, что я не поехал в Суздаль». Он еще немного походил по квартире, зашел на кухню, открыл холодильник. Знакомый уголовник говорил, что очень часто тайники устраивают в морозилках. Открыл морозилку. Нет. Только мясо. Никаких тайников.

Вернувшись в здание детского садика, Роман сердечно поблагодарил сторожа за оказанное содействие и премировал купюрой.

– Приходите еще.

– Обязательно.

Вместе с Джафаром они погрузили сгоревший генератор в кузов «Газели» и поехали в Ясенево. Несмотря на то что главная цель операции так и не была достигнута, Роман Руденко возвращался домой в хорошем расположении духа. Генератор все-таки не подвел, открывая тем самым благоприятные перспективы для работы с телезрителями. Какой еще можно сделать полезный вывод? Не мелочиться. Прекратить охоту за техническим директором, а целиком сосредоточить

внимание на Александре Завеновиче Апокове. И уже с учетом его осторожности и высокого положения попробовать разработать план тактических действий.

– Джафар, вот, возьми, – Роман протянул конверт шоферу. – Твой гонорар, как и договаривались.

– Не возьму, – покачал головой Джафар, глядя на дорогу.

– Почему не возьмешь?

– Потому… У меня к тебе другое предложение… Я сам тебе денег дам… Продай установку.

– Генератор? – удивился Роман. – Не продам. Во-первых, он сгорел. Его чинить надо. Совершенствовать. Во-вторых, он мне нужен самому. А в-третьих, я не понимаю, зачем он нужен тебе?

– Зачем? За тем же самым, – улыбнулся Джафар.

– Ты же не знаешь, зачем он был нужен мне… Но я, кажется, начинаю догадываться, зачем он понадобился тебе… Поэтому и не продам… Дай лучше закурить. У меня сигареты закончились.

– И у меня закончились.

– Тогда останови у киоска. Я – мигом.

Машина остановилась. Роман открыл дверцу, выпрыгнул, подошел к окошечку, стал звать продавца. В то же время услышал, как хлопнула закрывающаяся дверца. «Газель» тронулась с места и, быстро набрав скорость, растворилась в перспективе огней Кутузовского проспекта.

– Эх, дурак…

У Романа даже не оставалось сил возмущаться поступком дагестанца. Что теперь делать? Завтра звонить в транспортно-перевозочную контору? Искать Джафара? Так там наверняка земляки… Не сдадут. Ответят, что такой у них со вчерашнего дня не работает. Он закурил, еще постоял немного, посмотрел на огни, на рекламные вывески, остановил такси и поехал, наконец, к родному дому в Ясенево. А когда снимал куртку в прихожей, то уже по нескольким деталям догадался, что за время отсутствия в квартире опять кто-то побывал.

Глава 17 Завещание Леснера

Две тысячи человек в черных фраках с белыми монархическими манишками выстроились по периметру огромного котлована, вырытого неподалеку от Новодевичьего монастыря. Цветов было столько, что, собрав и высушив одни только черенки, можно было организовать приличную сенозаготовку. Причем гвоздики, тюльпаны и подмосковные розы не допускались, как слишком примитивные виды отбирались и выбрасывались при входе на кладбище. Основу же ритуального дизайна составила экзотика, доставленная чартерными рейсами из Бразилии, Индонезии и Японии. Тут было много чего. И мексиканский цветущий кактус, и кувшинка-пандее, и вьетнамская ползающая лилия, способная четыре раза в сутки менять свою окраску… Над огромными венками свисали черные ленты с позолоченными надписями, которые сочинили лучшие авторы «Видео Унтерменшн», «Аншлага» и КВН. Выстроенные в линеечку, с торжественно приподнятыми ковшами стояли экскаваторы, вырывшие котлован, и тут же – бульдозеры, готовые его засыпать сразу после прощания. Ну и, разумеется, симфонический оркестр при поддержке солистов из московской филармонии и «Фабрики звезд».

Тело покойного было уложено в буковом инкрустированном гробу. Сам гроб был опущен в самый центр котлована. Вокруг гроба – картонные коробки с обналиченной валютой, снятой со всех счетов – такова была воля усопшего. В том же котловане – все одиннадцать джипов, числившихся на покойном, изуродованный мотоцикл «Харлей», немного оргтехники, любимая еда и напитки. Тут же пятьдесят зарезанных пиар-менеджеров и семьдесят самых преданных секретарш, которые будут сопровождать Михаила Леснера в следующей жизни.

– Неужели они добровольно согласились уйти вместе с Михаилом Юрьевичем? – прозвучал вопрос.

Садовников прислушался к разговору не то просто обывателей, не то причастных к компании.

– Ну, я слышал так, что не совсем добровольно, – отвечал другой. – Отлавливали и умерщвляли только тех, на кого Леснер указал в завещании, то есть сотрудников компании, которые были ему особенно дороги. Лучшие из лучших… Тех, с кем он хотел бы жить и работать в раю… В телевизионном раю.

– А вы уверены, что он попадет именно в рай?

– Конечно, уверен. Почему бы не попасть? Еще бы, столько проплачено… Более того, руководство «Видео Унтерменшн» собирает подписи под ходатайством о причислении Михаила Юрьевича Леснера к лику святых, с последующим возведением в районе Останкино собора Михаила Мученика. Как только достаточное количество подписей соберут, ходатайство будет представлено на рассмотрение патриарха, ну а уж там… Извините, кажется, эпитафия… Давайте послушаем.

– Безвременная кончина вырвала из наших рядов… – послышался взволнованный хорошо знакомый голос ведущего церемониала. Им был Александр Буревич. – …вырвала из наших рядов человека, который сделал телевидение таким, каким оно сейчас есть. Человека талантливого, высоконравственного, сентиментального идеалиста Михаила Юрьевича Леснера. Трудно подобрать слова, чтобы выразить все чувства, переполняющие нас. Еще труднее перечислить все его заслуги перед нашими отечественными телезрителями. Позвольте мне напомнить хотя бы некоторые из передач, в которые он вдохнул жизнь…

Прочитав длинный перечень, ведущий продолжил рассказ о благодеяниях покойного. Несколько раз, правда, сбивался на телевизионные штампы, такие как «Сегодня у нас в студии…», «Давайте проанализируем», «Итак, я хочу напомнить вам, дорогие телезрители», но в целом подобающей торжественности это не портило. И даже фраза: «Оставайтесь с нами»…

Пока он продолжал, диалог обывателей возобновился.

– А как же все это случилось? Такой вроде бы еще молодой…

– Можете себе представить? Бабушка на Садовом кольце…