Видоизмененный углерод
Шрифт:
На голографической карточке девушка была заснята между Элиоттом и другой женщиной, чуть повзрослевшей копией Элизабет. Все трое стояли на траве, освещенные ярким солнцем, и изображение портила лишь тень от дерева, падавшая на лицо женщины. Женщина хмурилась, словно запоздало осознав, что композиция на снимке не будет безупречной. На самом деле выражение недовольства у неё на лице сводилось к неглубоким складкам на лбу. В остальном лица семьи буквально светились счастьем.
– Её не стало, – сказал Элиотт, словно догадавшись, на ком сфокусировано моё внимание. – Четыре года назад. Вы знаете, что такое
Я покачал головой. «Местный колорит, – шепнула мне на ухо Вирджиния Видаура. – Впитывай его».
Элиотт поднял взгляд – какое-то мгновение казалось, что на голографический плакат Анчаны Саломао. Но затем я понял – его взор устремлён в небо над ним.
– Там, наверху, – сказал он и снова умолк, как в тот момент, когда заговорил о дочери.
Я ждал.
– Там, наверху, кружатся спутники связи, передающие потоки информации. Это можно видеть на некоторых виртуальных картах; на них Земля выглядит так, словно кто-то вяжет ей шарф. – Элиотт снова посмотрел на меня, и его глаза сверкнули. – Так говорила Ирена: «Кто-то вяжет Земле шарф». И часть этого шарфа – люди. Оцифрованные богачи, направляющиеся из одного тела в другое. Мотки памяти, мыслей и чувств, превращенные в последовательности чисел.
Теперь я понял, к чему он клонит, но продолжал молчать.
– Если обладать определенными способностями (а у Ирены они были) и иметь необходимое оборудование, можно перехватывать эти сигналы. Это называется «ловить крошки мозга». Переживания принцессы дома моделей, мысли учёного, занимающегося теорией элементарных частиц, детские воспоминания монарха. Такие вещи пользуются спросом. О, естественно, светские журналы публикуют отредактированное проникновение в сознание знаменитостей, но все это подчищено, подкорректировано. Прилизано для широкой публики. Ни одного момента потери контроля над собой, ничего такого, чего можно бы стыдиться или что могло бы повредить популярности. Одни лучезарные фальшивые улыбки. Но людям нужно не это.
Тут я был готов с ним поспорить. Журналы, публикующие проникновение в сознание знаменитостей, популярны и на Харлане. Потребители такого рода продукции жалуются как раз тогда, когда их кумиры оказываются застигнутыми врасплох в минуты слабости. Самый большой общественный резонанс вызывают супружеская неверность и ненормативная лексика. И это понятно. Жалкие создания, которым хочется проводить столько времени в чужом сознании, не хотят видеть человеческие недостатки, отраженные в позолоченных головах тех, кем они восторгаются.
– Перехватывая «крошки мозга», можно найти все что угодно, – произнес Элиотт с неожиданным воодушевлением, порожденным, как я решил, точкой зрения его супруги. – Сомнение, внутреннюю нечистоплотность, подлость. Люди готовы заплатить за это бешеные деньги.
– Подобные действия противозаконны.
Элиотт указал на вывеску над своей конторой.
– На рынке передачи информации наступил спад. Слишком много предложений. Произошло перенасыщение. А нам нужно было выплачивать страховку за клоны и перезагрузку. За нас двоих и Элизабет. Моей армейской пенсии едва хватало на жизнь. Что же оставалось делать?
– Сколько она получила? – мягко спросил я.
Элиотт отвернулся в море.
– Тридцать лет.
Некоторое время он молчал, затем, не отрывая взгляда от горизонта,
– Шесть месяцев я крепился, а затем включил экран и увидел какую-то крупную финансовую шишку в теле Ирены. – Повернувшись ко мне, он прокашлял что-то похожее на смешок. – Корпорация, которую она возглавляет, купила его в департаменте хранения Бей-Сити. Заплатила в пять раз больше, чем смог бы предложить я. Говорят, сучка меняет оболочки каждый месяц.
– Элизабет это знала?
Элиотт кивнул один раз, словно уронив топор.
– Я вывалил ей все как-то вечером. Я тогда был сам не свой. Весь день искал работу, но тщетно. И вот не выдержал и проговорился. И знаете, что мне ответила Элизабет?
– Нет, – пробормотал я.
Старик меня не слышал. Костяшки его пальцев побелели на чугунном поручне.
– Она сказала: «Не беспокойся, папа, когда я стану богатой, мы вернем мамочку».
Я почувствовал, что он не на шутку завёлся.
– Послушайте, Элиотт, я сожалею по поводу вашей дочери, но, насколько мне известно, она работала не в тех заведениях, которые посещает Банкрофт. «Закуток Джерри» все-таки нельзя назвать «Домом», вы согласны?
Бывший морской пехотинец без предупреждения развернулся и набросился на меня. В его глазах горела бешеная ярость. Я не мог ни в чем винить Элиотта. Он видел перед собой лишь одного из прислужников Банкрофта.
Но чрезвычайного посланника невозможно застать врасплох – нас не зря готовят. Я разглядел надвигающийся выпад ещё до того, как Элиотт сам осознал, что собирается его сделать. Через долю секунды отреагировала нейрохимия моей взятой напрокат оболочки. Старик нанес удар снизу, намереваясь пройти кулаком под блоком, который, как он предполагал, я поставлю, и сокрушить рёбра. Блока не оказалось, как и меня самого. Вместо этого я шагнул навстречу ударам, вывел Элиотта из равновесия всем весом и зацепил ногой его ногу. Пошатнувшись, он отлетел к перилам, а я нанес жестокий удар локтем в солнечное сплетение. Лицо Элиотта стало серым от боли. Нагнувшись, я прижал его к ограждению и ткнул в горло большим и указательным пальцами.
– Все, достаточно, – чуть дрогнувшим голосом объявил я.
Нейрохимия и вспомогательные цепи оказались более грубыми, чем системы Корпуса чрезвычайных посланников, которыми я пользовался в прошлом. У меня возникло ощущение, будто я заключен в подкожный мешок из мелкой металлической сетки.
Я посмотрел на Элиотта.
Его глаза были рядом с моими, и, несмотря на удушающий захват, они по-прежнему горели яростью. Дыхание со свистом вырывалось изо рта, и он отчаянно пытался вырваться и провести болевой прием.
Оторвав старика от ограждения, я предусмотрительно отстранил его на расстояние вытянутой руки.
– Послушайте, я не собираюсь сплетничать. Я просто хочу знать. Почему вы решили, что Банкрофт имеет к ней какое-то отношение?
– Потому что она сама мне это сказала, козел! – злобно прошипел Элиотт. – Она сказала, что он с ней сделал.
– И что же?
Старик часто заморгал; не нашедшая выхода ярость выплеснулась в слёзы.
– Страшные вещи, – выдавил он. – Элизабет сказала, ему это нужно. Настолько, что он вернулся. Настолько, что он был готов хорошо заплатить.