Виды психики. На пути к пониманию сознания.
Шрифт:
Макромолекулам, а также их гораздо более сложным одноклеточным потомкам не нужно было знать, что они делают или почему совершаемое ими является источником их средств к существованию. Поэтому миллиарды лет существовали разумные основания, но не было тех, кто их формулирует, или представляет, или даже понимает их значение. (Мать-природа, процесс естественного отбора, проявляет свое понимание разумных оснований в том, что бездумно и бессловесно благоприятствует лучшим конструкциям.) Мы, поздно появившиеся теоретики стали первыми, кто видит данные структуры и понимает незакрепленные разумные основания создаваемых на протяжении миллиардов лет конструкций.
Мы описываем эти структуры, используя интенциональную установку. Даже в случае некоторых простейших конструктивных деталей организмов — неизменных и еще более простых, чем переключатели ВКЛ/ВЫКЛ, — процесс их монтирования и совершенствования может иметь интенциональную интерпретацию. Например, растения не обладают психикой даже у теоретика с самым богатым воображением, но за время эволюции на формирование их характерных особенностей повлияла борьба за существование, которую можно смоделировать с помощью математической теории игр, т.е. как если бы растения и их противники, подобно нам, были агентами действия! У растений, в больших количествах уничтожаемых травоядными животными, часто в ходе эволюции, как ответная мера, развивается способность вырабатывать
По нашим меркам, все это происходит раздражающе медленно. Могут смениться тысячи поколений и пройти тысячи лет, пока будет сделан один-единственный ход и на него получен ответ (хотя при некоторых обстоятельствах скорость потрясающе высока). Контуры эволюционных изменений проступают настолько медленно, что они невидимы при нашем стандартном темпе восприятия информации, и поэтому очень легко пренебречь их интенциональной интерпретацией или отвергнуть ее как простую фантазию или метафору. Это пристрастное отношение к нормальной для нас скорости можно назвать шовинизмом шкалы времени. Возьмите самого сообразительного и остроумного человека из числа ваших знакомых и представьте себе, что его движения снимают на кинопленку в сверхскоростном режиме, скажем, со скоростью тридцать тысяч кадров в секунду, а на экране показывают в нормальном темпе, т.е. со скоростью тридцать кадров в секунду. Молниеносный находчивый ответ, срывающаяся с губ острота будут «выплывать» из его уст подобно айсбергу, вызывая скуку даже у самого терпеливого кинозрителя. Кто мог бы усмотреть незаурядный ум в его действиях, столь очевидный при нормальной скорости? Магическое действие оказывает на нас и несоответствие шкал времени в другом направлении, как ярко продемонстрировал эффект цейтраферной киносъемки. Когда мы видим, как всего за несколько секунд растение набирает рост, покрывается бутонами и расцветает, нас непреодолимо тянет принять интенциональную установку. Посмотрите, как растение стремится вверх, состязаясь со своими соседями за место под солнцем, как дерзко тянется своими Листьями к свету, отражая контрудары, уклоняясь и «подныривая», подобно боксеру! По всей видимости, те же самые схемы действий, демонстрируемые на экране с разной скоростью, будут выдавать или скрывать наличие (или отсутствие) психики. (Нам свойственно также сильное пристрастие к определенной пространственной шкале: если бы комары были размером с чайку, многие люди были бы уверены в том, что у них есть психика, и если бы для наблюдения за ужимками выдр нам потребовался микроскоп, мы с меньшей уверенностью считали бы, что выдры любят развлекаться.)
Для того чтобы мы признали что-то разумным, оно должно происходить с надлежащей скоростью; когда же мы воспринимаем что-то как разумное, у нас почти нет иного выбора: такое восприятие практически непреодолимо. Но о чем говорит это факт: о наших пристрастиях при восприятии или о наличии психики? Какова действительная роль скорости в феномене психики? Не могла бы где-нибудь существовать психика, столь же реальная, как любые другие виды психики, но совершающая свои действия на несколько порядков медленнее, чем это делаем мы? Приведу и основания, почему мы могли бы считать это вполне возможным: если бы нашу планету посетили марсиане, мыслящие таким же образом, как и мы, но делающие это в тысячи либо в миллионы раз быстрее нас, мы бы показались им почти такими же тупыми, как деревья, и они подняли бы на смех гипотезу о нашей разумности. Если бы они это сделали, они бы, надо полагать, совершили ошибку, став жертвами собственного шовинизма в отношении шкалы времени. Поэтому, если мы хотим отрицать возможность радикально более медленно мыслящих существ, мы должны найти иные основания, чем наше предпочтение в отношении скорости человеческого мышления. Какими могли бы быть эти основания? Возможно, вы сочтете, что существует минимальная скорость, необходимая для психики, подобно тому, как существует минимальная скорость, необходимая для преодоления земной гравитации и выхода в космос. [6] Для того, чтобы эта идея могла претендовать на наше внимание, не говоря уже о нашей приверженности, нам нужна теория, объясняющая, почему это так и должно быть. Почему из-за все более убыстряющейся работы системы, в конце концов, удалось бы «преодолеть барьер психики» и создать психику там, где ее до этого не было? Быть может, из-за трения движущихся частей выделяется тепло и при достижении определенной температуры начинаются преобразования на химическом уровне? Но почему это создавало бы психику? Или это напоминает процесс в ускорителе, когда частицы, разгоняясь почти до скорости света, приобретают огромную массу? Почему же это создавало бы психику? Или при быстром вращении частей мозга каким-то образом возникает герметичная камера, препятствующая разбеганию аккумулируемых частиц психики, которые в какой-то момент достигают критической массы и соединяются в психику? Пока что-то в этом роде не будет предложено и обосновано, идею о том, что для психики существенна абсолютная скорость, нельзя считать привлекательной, так как есть все основания полагать, что значение имеет лишь относительная скорость: восприятие, размышление и действие должны быть достаточно быстрыми — относительно изменений в окружающей среде, — чтобы отвечать целям психики. Продуцирование будущего бесполезно для интенциональной системы, если «предсказания» слишком запаздывают, чтобы по ним можно было действовать. При прочих равных условиях, эволюция всегда будет предпочитать сообразительных существ тугодумам и уничтожит тех, кто регулярно не поспевает.
6
Имеется в виду вторая космическая скорость (11 км/с), при которой тело отрывается от поверхности планеты и выходит на ее эллиптическую орбиту. — Прим. перев.
Но что если бы существовала планета, на которой скорость света равнялась бы 100 километрам в час, а все прочие физические явления и процессы были бы замедлены соответствующим образом? Поскольку, в действительности, скорость событий в физическом мире не может быть увеличена либо уменьшена на несколько порядков (исключение составляют лишь фантастические мысленные эксперименты философов), поэтому как выдвигаемое требование, относительная скорость работает не хуже абсолютной. Если
Когда рассматриваемые события разворачиваются с более значительной скоростью, нечто подобное психике может возникать и в других средах. Эти структуры становятся различимыми в этих явлениях, только когда мы применяем интенциональную установку. На протяжении долгих периодов времени виды или поколения растений и животных могут быть чувствительными к изменяющимся условиям, реагируя рациональным образом на распознаваемые ими изменения. При интенциональной установке этого достаточно, чтобы найти средства предсказания и объяснения. На протяжении гораздо более коротких периодов времени отдельные растения могут реагировать надлежащим образом на изменения, распознаваемые ими в окружающей среде: у них появляются новые листья и ветви, чтобы использовать доступный солнечный свет, корни их тянутся к воде и далее (у некоторых видов) временно изменяется химический состав съедобных частей, чтобы дать отпор распознаваемому ими нападению проходящих мимо травоядных животных.
Эти виды медленной чувствительности, подобно искусственной чувствительности термостатов и компьютеров, могут показаться нам всего лишь посредственной имитацией явления, которое действительно имеет значение: это способность ощущать. Быть может, «просто интенциональную систему» можно отличить от «подлинной психики» в зависимости от того, обладает ли рассматриваемый претендент способностью ощущать. Так, что же это такое? «Способности ощущать» никогда не было дано надлежащего определения, но этот термин более или менее стандартно применяют к тому, что представляется в качестве низшей ступени сознания. Возможно, здесь будет желательно воспользоваться стратегией сопоставления способности ощущать с простой «чувствительностью», проявляемой одноклеточными организмами, растениями, бензино-мером вашего автомобиля и пленкой в вашем фотоаппарате. Чувствительность вовсе не подразумевает сознания. Фотопленка выпускается с разной степенью светочувствительности, термометры изготовляются из материалов, чувствительных к изменениям температуры, лакмусовая бумага чувствительна к присутствию кислоты. Как гласит общепринятое мнение, растения и, возможно, «низшие» животные — медузы, губки и им подобные — обладают чувствительностью, не будучи способными ощущать, тогда как «высшие» животные способны ощущать. Как и мы, они не просто наделены той или иной чувствительной «аппаратурой», которая дифференцированным и подходящим образом реагирует на те или иные вещи. Они обладают некоторым дополнительным свойством, называемым «способностью ощущать». Таково общепринятое мнение. Но что это за свойство, столь широко признаваемое?
В чем состоит способность ощущать, сверх и помимо чувствительности? Этот вопрос задают редко, и на него еще ни разу не ответили надлежащим образом. Нам не следует предполагать, что на него есть правильный ответ. Другими словами, нам не следует предполагать, что это хороший вопрос. Если мы хотим использовать понятие «способность ощущать», мы должны выстроить его из понятных нам частей. По общему мнению, способность ощущать предполагает чувствительность плюс некоторый дополнительный, пока еще не идентифицируемый, фактор x, поэтому, если мы сосредоточим наше внимание на различных вариантах чувствительности и на выполняемых ими функциях и будем тщательно следить, не покажется ли нам что-то решающим дополнением, мы сможем таким образом обнаружить способность ощущать. Тогда у нас появится возможность включить способность ощущать в рассказываемую нами историю — в ином случае от способности ощущать, как особой категории, может ничего не остаться. Так или иначе мы пройдем, ничего не пропустив, весь путь, отделяющий нас, обладателей сознания, от наделенных простой чувствительностью, но не способных ощущать макромолекул, от которых мы произошли. Заманчивой областью для поиска ключевого различия между чувствительностью и способностью ощущать являются используемые материалы, т.е. носители, с помощью которых осуществляется передача и преобразование информации.
Носители и сообщения
Мы должны повнимательнее рассмотреть процесс развития, обрисованный в общих чертах в начале второй главы. Самые первые системы контроля были всего лишь приспособлениями для защиты тела. Растения — живые существа, но у них нет мозга. И он им не нужен, учитывая их образ жизни. Однако им нужно обеспечить своему телу невредимость и хорошее расположение, чтобы извлекать пользу из своего непосредственного окружения. Поэтому у них развились системы самоуправления или контроля, отслеживающие изменение важнейших параметров и реагирующие соответствующим образом. В их ведении — а, стало быть, объектом их рудиментарной интенциональности — были либо внутренние состояния, либо положения дел на важнейших границах между телом и жестоким миром. Обязанности по мониторингу и адаптации выполнялись не централизованным образом, а распределялись между разными частями. Ответом на локально распознаваемое изменение условий были локальные реакции, по большей части осуществляемые независимо друг от друга. Порой это могло приводить к проблемам координации, когда действия одной команды микроагентов шли вразрез с действиями другой. В некоторых случаях независимое принятие решений — плохая идея; если в накренившейся влево лодке каждый решит наклониться вправо, лодка вполне может перевернуться. Но в основном для минималистских стратегий растений вполне подходит очень распределенная система «принятия решений», в которой достигается умеренная скоординированность за счет медленного, рудиментарного обмена информацией на основе диффузии в жидкостях, циркулирующих по телу растения.
Не могли бы растения, в таком случае, быть просто «очень медленными животными», наделенными способностью ощущать, которую мы из-за нашего шовинизма в отношении шкалы времени не заметили? Поскольку не существует устоявшегося значения слова «способность ощущать», мы вправе определить его по собственному выбору, если сможем это как-то мотивировать. При желании мы можем называть «способностью ощущать» медленные, но надежные ответные реакции растений на воздействия окружающей среды, но нам нужны какие-то основания для того, чтобы отделить это качество от простой чувствительности, проявляемой бактериями и прочими одноклеточными формами жизни (если оставить в стороне фотоэкспонометры). Никаких таких оснований у нас под рукой нет, зато есть убедительная причина для того, чтобы оставить термин «способность ощущать» для чего-то более специального: животные обладают медленными системами телообеспечения, довольно похожими на те, что имеются у растений, но, по общепринятому мнению, следует различать функционирование этих систем и присущую животным способность ощущать.