Видящий 2
Шрифт:
– Не сходится! Пропало четверо, погибло - десять, а ты говоришь, что гордеевская контора троих похитила и четверых прихлопнула.
– Не знаю, откуда у тебя десяток взялся, откуда ты вообще про это знаешь? Это ж на Урале происходило, а ты у меня почти все время на глазах был?
– Ты про такие разрешенные на территории империи организации, как Почта России и Руссвязь, слышал?
– Почему разрешенные?.. Кто их запретит-то?
– мои шуточки, как всегда, вводят Григория в ступор.
– Никто не запретит, я про то, что любую информацию сейчас нетрудно получить. А мир, он, знаешь, не без
– Все равно не понял, как ты мог это узнать, но ты прав, детей больше было...
Григорий как-то мнется, опять тянется в карман за пачкой, а меня внезапно озаряет:
– Что, остальные - все-таки ваша работа?
– Не моя...
– прячет глаза Осмолкин.
– Твоя - не твоя, но ваша?
– Я действительно не знал, прости... С тремя помимо тебя пытались работать...
– Гришка выкидывает на снег нервно сломанную сигарету и лезет за новой.
– Суки они!
– Кто? Дети?!
– Хозяин с Моховым, есть там у нас один кадр... Знаешь, я с тобой возиться с самого начала не очень хотел: и от людей отвык, и из-за дара завидовал, и недолюбливал, чего уж там... Но я еще и не очень-то представлял тогда, зачем ты нужен, недавно только выяснил. И можешь мне не верить, но вывести тебя из игры я не только из-за своих проблем пытался. Жаль, не получилось. А эти... Одному мальчишке семь было, второму десять, третий, правда, школу уже заканчивал - ровесник твой. Был. У старшего закладки неровно легли - психом стал, вроде как голоса начал слышать и в петлю залез. А младших... Как раз та, пропавшая группа отметилась... У семилетнего мать пытались шантажировать, нашли что-то на нее - так их клановая СБ чуть не замела, а они, следы пряча, дом со всей семьей сожгли. Второго пытались поймать и вывезти, чтобы у нас обследовать - очень уж его Потемкины выделяли из других детей, а он от них с крутого берега в речку сиганул - голову о камни разбил. О последнем уже сказал: закладок наставили, но что-то не рассчитали, сам повесился. Но это уже менталист наш постарался, группа к тому времени как раз пропала.
Молчим. Солнце издевательски ярко светит, лучи миллионами искр отражаются от снега и льда, красота кругом, а на душе... хреново, в общем, на душе.
– Можешь потом узнать, как тех ребят звали, которых Гордеевы сработали?
– Узнаю, это нетрудно. Тебе зачем?
– Со своим списком сравню.
– Узнаю, - дает обещание Григорий, и мы опять какое-то время молчим, отгоняя каждый своих призраков.
– Это были условно хорошие новости, а плохие есть?
– вспоминаю, что к каждой ложке меда полагается бочка дегтя.
– Что же в них хорошего-то?
– криво усмехается мужчина.
– Отец Никандр нас покидает, ему и его присным не до меня, ты к смерти моих братьев непричастен, к смерти Потемкина-старшего и Лизаветы - тоже. Смотри, сколько уже радости! Ты, главное, мне этого Мохова координаты не забудь скинуть.
– Куда скинуть?
– Да, блин, списать, отправить, выдать!!!
– хорошо, что не пошел к Гагарину, что-то у меня сегодня язык вперед головы работает.
– Ладно-ладно! А Мохов, кстати, в конверте, что я принес, есть. Немного, но я постараюсь еще собрать.
– Так есть плохое или нет?
Григорий на всякий случай оглядывается в поисках ненужных свидетелей, но никто нас пока не ищет. Я, помня, как умеют маскироваться мои слуги, обстановку мониторю и могу гарантировать, что в радиусе двадцати-тридцати метров нет ни души, дальше - увы: либо специальные навыки требуются, которыми не владею, либо вообще контролировать невозможно. Но двадцатиметровую зону держу уверенно, для негромкой беседы этого достаточно. Теоретически, конечно, разговор все равно подслушать можно, у спецслужб наверняка и устройства для этого есть, но это уже надо нереальные усилия приложить.
– Есть, как ни быть...
– и опять закуривает. Он меня уже бесит сегодня этой своей привычкой!
– Да что из тебя все как клещами тянуть приходится, а?!
– Твое дело кто-то забрал, но вот кто - не знаю. Я думаю, когда... мы все потом к Милославскому перейдем, а он уже будет решать по нам персонально. Вряд ли отделение в нынешнем виде сохранят, скорее всего, раскидают нас по разным подразделениям. Кто-то на пенсию уйдет, потому что с Хозяином ровесники. Те, кто постриг с ним принял, скорее всего, так в монастыре и останутся. Еще кто-то наверняка сам уйти захочет, удерживать тоже вряд ли будут. Так что, даже если и узнаю, кто такой прыткий, то все равно жизнь может с нужными людьми развести.
– Там что-то для меня опасное?
– Характеристики, осмотры, психопортреты точно есть. Я их сам пачками составлял, другие тоже руки приложили. Матери твоей настоящие документы. Если постараться, то материала для шантажа можно набрать. Одни записки Васильева-Морозова чего стоят!
– Не айс... А может этот таинственный прыткий товарищ продолжить всю эту мутную канитель со мной и Потемкиными?
– Говорю же - не знаю, кто и куда дело уволок!
– Я не конкретную личность имею в виду, а вообще... в принципе?..
– Знаешь, с одной стороны вроде бы рано гадать. Но я за эти полгода с семьей провел много времени, а они у меня не последние люди, так с их слов не так уж и недоволен Константин этим кланом. Уж как мы двадцать лет бились, а ни одного факта, что князь к тому теракту причастен так и не нашли, а искали - по песчинке просеивали! К Александру Павловичу были по другим делам претензии, а вот Павел государю нравится. Ни в каком, упаси господи, пошлом смысле!
– как человек, как руководитель. Они чем-то похожи даже: оба с действиями отцов в свое время не согласны во многом были, но вынуждены были подчиняться. И мне кажется, что продолжение загона Потемкиных император не одобрит. Да и не забывай, если их свалить - целая отрасль зашатается, а кому это нужно? И еще не верится мне, что Павел сейчас чем-то рисковать станет.
– Но?
– Что, но?
– Всегда бывает "но".
– А, это... Но!
– выделяет собеседник в угоду мне.
– Я, во-первых, не знаю, кто забрал дело, тот же Мохов с Хозяином вместе чуть ли ни с детства, интересы империи они одинаково понимают, а, во-вторых, мне лично его величество свои замыслы не докладывает. А мои собственные рассуждения до государственных масштабов не дотягивают. И кто знает, что через десять лет будет? Так что сказать со стопроцентной уверенностью, что все закончится, не могу. А поводок с тебя, может, до конца жизни так и не снимут.