Вихрь любви
Шрифт:
Дорога, по которой она шла, тянулась вдоль холлов. Нона осознавала лишь то, что примерно через час стемнеет, а поблизости не предвиделось никакого жилья. Возможно, надо было повернуть налево — в низину. Там уж, конечно, можно было разыскать или стог сена, или коровник. Устав, она присела на большой камень на обочине и взглянула на позолоченные вечерним солнцем поля. Неожиданно вдали она заметила тихую, мирную деревеньку.
Появление Бенджи из-за поворота дороги напугало ее. Ее охватил Страх — неужели цыгане преследуют
— Не беги от меня! — крикнул Бенджи.
— Откуда ты взялся? Как ты узнал, где я?
— Всегда остаются какие-то следы…
Бенджи глядел на нее темными, загадочными глазами. Он вручил Ноне маленький сверток, завернутый в газету. Развернув его, она увидела хлеб и куски холодного кроличьего мяса.
— Ты же не взяла с собой никакой еды, — произнес он с улыбкой.
— Это очень мило с твоей стороны, Бенджи!
Юноша пожал плечами. Нона стала жадно есть, а он сидел рядом и смотрел на нее.
— Ты уже нашла место для ночевки?
— Ну, в каком-нибудь стоге сена или в коровнике переночую.
Здесь нет ни стогов, ни коровников, — ответил Бенджи. — Ты ушла от того места, где могла бы переночевать. Пойдем назад. Там, в роще, есть ручей. Я могу устроить там тебе шатер. — Он показал на узел за спиной. — Я захватил кое-что из старья. Идем, а то мне нужно поторапливаться.
— Ты обо всем подумал, Бенджи! Как тебе удалось уйти? Разве в таборе не спросили, куда ты отправляешься?
— У нас не принято задавать лишних вопросов! Я уже взрослый и могу идти, куда захочу! Идем скорее!
— А вдруг Биби узнает… — с трудом поспевая за ним, спросила Нона.
— Биби не должна ничего узнать, — ответил Бенджи, нырнув с обочины в рощицу. Там он выбрал небольшую поляну, скрытую от посторонних глаз окружающими ее деревьями. — Мне нужно несколько небольших веток! Помоги мне!
Работал Бенджи молча и с невероятной скоростью. В считанные секунды он соорудил шатер из веток и старого коричневого одеяла, натянув его на колышки, которые тут же вырезал ножом. Потом извлек из кармана хлеб, кусок бекона и смятую пачку чая.
Когда он доставал одеяло, в нем оказались маленький оловянный чайник, старая тарелка и эмалированная кружка. Из второго кармана он извлек еще несколько свертков и бросил их на землю.
— Этого хватит, чтобы не умереть с голоду! — грубовато произнес он. — Тебе нужно переждать денек-другой и не появляться на городских площадях. Вероятно, мы скоро двинемся дальше…
Нона уже узнала цыганские обычаи и не стала ни о чем его расспрашивать.
— Мы еще увидимся, Бенджи?
Он поворошил листья ногой, стараясь не смотреть на нее.
— Смотря куда мы пойдем. Но я постараюсь прийти снова. С тобой будет все в порядке?
Нона улыбнулась и кивнула. Ей хотелось сказать юноше, как глубоко она тронута его
Вечером следующего дня Бенджи снова пришел к ней, принеся с собой большой кусок зайчатины, и они вместе поужинали.
Нона рассказала ему о Сэмми.
— Держать зайца как домашнее животное?! — удивился он.
— А этого ты поймал так же, как когда-то показывал мне?
Бенджи, улыбнувшись, кивнул.
Вечером, когда Нона еще жила в таборе, Бенджи поманил ее, и они с двумя собаками пошли в поле, примерно в миле от табора.
— Здесь водится заяц. Я следил за ним. Зайцы ходят все время по одной и той же тропе. Я знаю все повадки этого зайца. Смотри, как я его поймаю!
Бенджи с одной из собак бесшумно обошел огороженное поле, оставил собаку сторожить у одного конца заячьей тропы, затем вернулся, пустил вторую собаку по следу зайца, а сам встал у ворот изгороди. Нона видела, как заяц, преследуемый собакой, бросился к знакомой щели в изгороди, но там его ожидала собака. Пес схватил зайца и притащил его к воротам, где стоял Бенджи.
Ноне было интересно наблюдать за охотой, но ей совсем не хотелось, чтобы испуганного зайца убили. Бенджи с удивлением смотрел, как она плакала от горя.
— Но нам же нужно что-то есть! — просто произнес он.
В свой третий визит Бенджи принес две новости. Он нехотя сообщил ей первую:
— Через день-другой мы сворачиваем табор, уходим на юг. Обычно мы никому не говорим, куда идем, но я подумал, что тебе можно.
— Спасибо, Бенджи! Я никому не скажу ни слова! Значит, я могу двигаться дальше к Лондону и снова играть на скрипке?
Он кивнул.
Они заговорили о другом. Бенджи всегда рассказывал удивительные истории о своих предках. Его прадед был знаменитым артистом и кочевал, одетый в черную бархатную куртку с золотыми монетами вместо пуговиц и такими же серьгами в ушах.
— А когда он умер, его арфу сломали, а кибитку сожгли, как это у нас принято. Я помню похороны, помню, как все причитали.
— Сломали арфу? Почему же не оставили его сыну или тебе?
— Цыгане не оставляют свои вещи другим. Это приводит к ссорам. Лучше грустить по умершему, чем ссориться из-за его вещей! — ответил Бенджи.
— Наверное, это правильно. У цыган есть здравый смысл, но вы его очень умело прячете, правда?
— Я должен тебе сказать кое-что еще… — немного помолчав, медленно произнес юноша.