Вихрь
Шрифт:
– Люби меня страстно, – ответил он, – и не осуждай.
В этой фразе заключались его требования не только к Ирэн, но и к жизни. Ему хотелось пользоваться всеми ее благами, не встречая никаких затруднений.
– Ты меня не понимаешь, – заговорил он быстро, – в этом все дело. Ты не понимаешь моего характера. Я прежде всего артист, а потом уже человек. Вы все совсем другие люди.
– Из этого не следует, что ты можешь быть слабохарактерным.
– Слабохарактерным! – В его глазах выразилось искреннее удивление.
– Вся эта история произошла от твоего слабоволия, – заговорила Ирэн решительным тоном. – Ты позволил Эльге так глупо себя вести,
– И это ты говоришь мне! Я не люблю тебя! Я не считаюсь с твоими чувствами! У меня неправильный взгляд на эту историю!
– Разве это не так? – В ее голосе звучала печаль. Он засмеялся с горечью.
– Если тебе угодно, пусть будет так.
– Это нехорошо. Лучше не будем об этом говорить, может быть, я сейчас неправильно сужу об этих вещах.
Жан ничего не ответил. Наступило долгое молчание. Она почувствовала облегчение, когда портье подал депешу. Анжель телеграфировала Ирэн: заболел Карл-Фридрих. С распечатанной депешей Ирэн стояла посреди комнаты; краска сбежала с ее лица. Она должна оставить Жана и уехать сейчас же. Может ли она покинуть его? Имеет ли право ехать? Но ведь нельзя же оставаться. Он безмолвно смотрел на нее и ждал, пока она вслух читала телеграмму.
– Милый, я должна ехать, должна.
Ответом было молчание.
– Жан, неужели ты считаешь, что я должна остаться? – В ее вопросе звучала мольба.
– Ты хочешь ехать?
– Карл болен. Он ведь еще крошка. Я не могу не ехать. Он может, может… как страшно произнести эти слова!
Она подошла к постели.
– Жан, милый, не мучь меня, говори, скажи, что ты не хочешь, чтобы я ехала.
– Что бы я ни сказал, ты все равно поедешь. Для тебя, видно, неважно, что я болен.
– Ты несправедлив, – вспыхнула она, – лучше бы ты подумал о том, при каких обстоятельствах и почему ты ранен.
Она забегала по комнате, собирая вещи, нужные для поездки.
– Я поспею на берлинский экспресс. Только бы не опоздать! Я телеграфирую твоей сестре, она будет здесь через сутки.
Позвонив лакею, она распорядилась относительно ухода за Жаном, а также телеграфировала Эбенштейну. Жан не смотрел на нее и молчал; он продолжал читать.
– Я уезжаю, Жан, до свиданья.
Душа ее была полна горечи и обиды. Он чувствовал себя покинутым и ревновал ее к ребенку.
– Счастливого пути, – произнес он, не подымая глаз от книги.
На минуту она остановилась у кровати.
– До свиданья.
Она вышла из комнаты.
ГЛАВА XXXIII
Анжель Виктуар была толковая и покладистая особа. Благодаря этим двум качествам, ее появление в замке было встречено вполне благожелательно. Как удачно выразилась про нее няня, она жила сама по себе и никому не мешала. Ее специальностью была штопка. Впрочем, она не отказывалась и от всякой другой подходящей работы. К Карлу-Фридриху она прониклась глубокой любовью. Это последнее обстоятельство обеспечило ей симпатию няни. Когда же
Она принадлежала к числу тех женщин, для которых дети олицетворяют небо, землю и вообще весь смысл жизни. Маленькая головка Карла, его нос пуговкой, покрытый веснушками, казались ей прекраснее, чем лица ангелов Леонардо да Винчи; ни одна рапсодия не могла сравниться со стуком его маленьких сапожков, в которых он с большим шумом маршировал по комнатам. Она боготворила его, и Карл, как всякий мужчина, злоупотреблял ее обожанием без зазрения совести. За свою жестокость ему иногда приходилось расплачиваться, а именно: она неистово сжимала его в объятиях или награждала крепкими торопливыми поцелуями куда попало. Благодаря ей, он извлек новую сладость из «Спящей Красавицы». Эта сказка в переводе на своеобразный английский язык звучала совсем по-новому. Он стал произносить с легкостью французские фразы.
– Это такой способный ребенок, – говорила няня, – что ему никаких уроков не нужно, он схватывает все на лету.
После чая в детской Карл любил забираться к Анжель и слушать сказку «на сон грядущий». Няня, снисходительно улыбаясь, нередко уходила к экономке, оставляя их наедине. Это были блаженные минуты.
– Расскажи еще, – лепетал Карл, затем с гордостью добавлял: – «Fais une autre».
Анжель охотно соглашалась, качая его на коленях. Иногда он засыпал, не дождавшись конца сказки. Тогда она сидела неподвижно в полутьме, ожидая прихода няни. Он все же всегда просыпался и, пожелав ей с улыбкой «спокойной ночи», сонным голосом спрашивал: пришел ли уже кот в сапогах к его кровати?
Однажды дядя Габриэль позвонил, что приедет на автомобиле к чаю.
– Я надену синий костюм, – заявил Карл Анжель, потом под секретом сообщил: – В его левом кармане всегда бывает шоколад.
После завтрака совершился обряд причесывания волос и приведения в порядок ногтей. Няня занималась этим ежедневно с двух до половины третьего. Перед этим обыкновенно происходили гимнастические упражнения на кроватке под аккомпанемент пения. К трем часам он был одет в голубой костюмчик и, по мнению Анжель, несколько ослепленной любовью, выглядел изумительно. Маленькому божку было строжайше запрещено лазать, ползать и трогать руками уголь, который оставлял пятна на его голубых штанишках. Лишенный всех обычных развлечений, Карл пристроился на подоконник и смотрел, не едет ли машина. Когда автомобиль показался в аллее, он запрыгал от радости.
– Не забудь спросить дядю о его здоровье, – десятый раз повторила няня.
Затем повела его вниз в столовую, где был подан чай.
Карл ворвался в комнату и влез на колени к дяде Габриэлю. Няня смотрела на них сияющим взглядом.
– Есть? – нетерпеливо спросил Карл, ощупывая карманы старика.
– Что есть, шалунишка? – спросил человек очень высокого роста, входивший в это время в комнату.
Карл удостоил его мимолетной улыбкой.
– Шоколад, – торопливо сказал он, – дядя Габриэль, вы, кажется, переменили карман, ну да, переменили карман.