Вихрь
Шрифт:
– Она должна выйти еще раз, должна! – повторил он вслух, сжимая программу.
– Что с тобой? – спросил Приналев.
Оркестр заиграл снова. На эстраде опять появилась Аннет. Как сквозь туман Жан видел, что на ней было необыкновенное платье, – дерзкое сочетание пурпурного, зеленого и синего цветов; оно было перевязано шарфом, сотканным из драгоценных камней. Он видел плавные движения ее рук. Ее белая грудь высоко вздымалась. Глухой вздох, почти крик вырвался из его груди. Вот в ком счастье жизни, той жизни, которую так красочно описывал Приналев.
Он пришел в себя. Приналев хлопал его по руке.
– У этой девчонки каждый мускул танцует, – одобрительно сказал он.
Жан не мог говорить. Ждала ли она его тогда на вокзале? Он представил себе, как поезд, пыхтя, влетает под стеклянные своды вокзала, и он видит в окне маленькое личико Аннет. У нее была привычка поправлять волосы, когда она нервничала.
Кто-то пел на эстраде веселую песенку. Приналев раскатисто хохотал. Где теперь Аннет? Здесь, где-нибудь около них, в раздевальне, или, может быть, уже ушла.
– Что с тобой? – над самым ухом раздался голос Приналева. – Час тому назад ты… – он не докончил.
Около них остановилась женщина в черной накидке.
– Вы не могли меня тогда встретить? – сказала она по-французски, обращаясь к Жану. – Я ждала на вокзале целый час.
Он вскочил.
– Я – Анни Мюллер, – сказала она, слабо улыбнувшись. – Я вас узнала со сцены.
– Так это вы и есть, так это вы танцевали! – пробасил Приналев. – Да, вы умеете танцевать, черт побери! Для большинства женщин танцы – просто гимнастика, а у вас они вполне ритмичны.
Она засмеялась и привычным жестом поправила волосы.
– О, я натренировалась! – Она бойко говорила по-французски, хотя и с заметным акцентом. – О, что это была за школа в Будапеште! Под конец мне стало казаться, что я сделана из гипса и что от каждого движения у меня трещат суставы. Вот когда я научилась ритму.
Она села на поданный ей Жаном стул. Свежий, легкий аромат духов исходил от нее. Кроме пудры и карандаша для бровей, на ее лице не было никаких следов косметики.
– Да, я наслышалась о ваших успехах! Жану казалось, что в тоне ее голоса звучала насмешка.
– Да, да, – откликнулся он неуклюже. Приналев громко расхохотался.
– А сколько тысяч франков ты получаешь за каждый концерт? Скажи-ка, Жан! На последнем концерте он, наверное, больше устал от оваций, чем от игры. Он выглядит скромником, но не верьте этому. В душе он очень высокого мнения о себе.
– Он всегда был таким, – серьезно сказала Аннет. Жан был теперь убежден, что она над ним смеется. Она повернулась к нему.
– Вы здесь с женой? – От тона ее голоса на него повеяло холодом.
– Да, и с сестрой.
– Ах, с той, что служила в Лондоне?
Она все помнила, на ее губах заиграла улыбка. Мсье Жан теперь стал богат и путешествует со свитой.
В разговор вдруг вмешался
– Где вы встречались раньше? – спросил он, переводя взгляд с него на нее.
Она лукаво посмотрела на Жана.
– В переулке, который называется интригой. Приналев теребил пальцами русую бородку.
– Здесь или в Вене? – продолжал он с любопытством, видимо не поняв смысла ее слов.
– Мсье Виктуар очень любил прогуливаться в нем, когда жил в Вене.
Она подобрала спустившуюся накидку:
– Мне надо идти.
Ее глаза остановились на Жане. Ему показалось, что в них промелькнула мимолетная нежность.
– До свиданья, – спокойно сказала она.
Он видел, как она подошла к дверям, затем встал и быстрыми шагами последовал за ней. В фойе к ней подошла пожилая женщина. Жан колебался, готовый уйти. Она услышала звук его шагов на мраморной лестнице.
– Вы тоже уходите? – бросила она через плечо. Жан кивнул головой. К ней быстро подошел молодой человек, одетый с иголочки.
– Я разыскал ваш автомобиль, Анна, – сказал он, – конечно, он ждал у тех дверей.
Аннет поблагодарила его движением головы и стала спускаться по лестнице.
– Скажите ваш адрес, где вы остановились? – с отчаянием в голосе говорил Жан, следуя за ней.
– Вы хотите, чтобы ваша жена зашла ко мне? – спросила она с оттенком горечи.
Посмотрев на него с минуту, она направилась к автомобилю.
Когда Жан вернулся в залу, Приналев не сказал ничего. Только после того как они вышли на улицу, он вдруг спросил:
– Значит, дело зашло далеко?
Жан молчал. Его коробило от этих бесцеремонных вопросов. Почему все так случилось? Сумасшедший! Он вспомнил свою комнатку и Аннет, чистившую медные утюги. Она говорила ему: «Смотри, как они блестят».
Им овладело неприятное чувство, которое у порядочных людей принято называть угрызениями совести. Распростившись с Приналевым, он решил идти домой пешком. Было очень поздно. Бесформенные тени домов покрывали тротуары. Смутные, загадочные звуки нарушали тишину: где-то крикнула женщина, потом раздался выстрел, затем заглушенный стук. Слышен был далекий разговор прохожих; гулко донесся звук колес; через дорогу пробежала кошка. Мраморные здания на Елисейских полях гордо высились в этом безлюдьи. Ни одна человеческая фигура не искажала их архитектурной красоты. Ночной портье подобострастно распахнул перед ним входную дверь.
Войдя в свою комнату, он сел у открытого окна.
ГЛАВА XXXIX
– Так нельзя себя вести, Жан, – сказала Ирэн. Она сидела в гостиной и пудрила белые перчатки.
Жан за последнее время совершенно перестал бывать у своих знакомых.
– Маркиза, как всегда, была очень любезна, но она обиделась, что ты не пришел.
Жан пил утренний кофе. Он был бледен и раздражен.
– Я был с Приналевым.
– Мне кажется, что это причина неуважительная. Меня вообще удивляет, что ты в нем находишь?