Вихри перемен
Шрифт:
Здесь на пандусе-площадке у СЭВа их встречает провожатый, который и должен отвести в «белый муравейник».
– Ну, что, все на месте? – спрашивает старшого бородатый, курносый мужичонка в коротком плаще и с черной папочкой под мышкой.
– Все! – за старшого отвечает длинный, носатый Фёдорыч. И, смачно выплюнув на асфальт недокуренный бычок, яростно затаптывает его.
– Тогда пошли! – командует встречающий. И быстро устремляется через дорогу.
Пока идут, Анатолий профессиональным взглядом еще раз окидывает баррикады, тоненькие цепочки вооруженных чем попало людей у главного входа. Прикидывает.
Здесь все намного проще. Если бы не одно «но». Люди! Люди! Защитники! Их тут тысячи. Смешные. Со своими дубинками, арматурой, кострами из баррикад, полевыми кухнями. И настроены они очень даже решительно.
Не уйдут!
Он представил себе, как они, спецназовцы, бегут вверх по белым лестницам, залитым красной кровью. Как скользят их ботинки в этих лужах.
А это не дворец Амина! Это Москва! И это не туземцы – это москвичи и примкнувшие к ним ростовчане, владимирцы, рязанцы, тверичи. Советские. Будет баня. Кровавая баня. И бойня!
И может, ему самому, Анатолию Казакову, придется убить и вот этого студента в спортивной синей шапочке. И белобрысую девчонку, прилипшую к нему. И живописного ряженого казачка в мундире с шевронами и фуражке.
От таких мыслей кружится голова. И становится по-настоящему страшно.
«Народ нам никогда не простит! А как потом с этим жить? Да на улицу не выйдешь!»
У входа в Белый дом постовые попытались получить с них документы. Но провожатый небрежно кинул:
– Костя! Это со мной! Радио будут проводить!
И их пропустили в широченные дубовые двери.
Коридоры внутри Белого дома везде перегорожены мебелью. Опрокинутыми шкафами, столами, креслами.
«Наши хотят атаковать ночью. Народу, мол, меньше будет. Свет вырубим. Но если бежать по такому коридору в темноте, то можно переломать ноги об эту полосу препятствий.
Так, кажется, пятый этаж. Здесь, по нашей информации, где-то заседает и сам Ельцин. Но нам не сюда! А в радиорубку».
У дверей радиорубки на одиннадцатом этаже их встретил какой-то седовласый, интеллигентного вида мужчина. В сереньком костюме. Видно, из демократов. Или депутатов.
В то время мало кого из людей Ельцина знали в лицо. Но Анатолий профессионал. И сразу определил: «Кажется, Филатов».
– Здесь в рубке находится наш информационный центр. Нам бы хотелось, чтобы голос диктора звучал не только внутри здания, но и люди, собравшиеся снаружи, могли получать информацию, – обратился к бригаде будущий глава администрации Президента России. – Следовательно, надо установить динамики и на здании.
Установить, так установить. Анатолий с напарником – длинным, носатым Фёдорычем, тянут по этажу кабель. Сам бригадир крепит с ребятами динамики.
Работа самая простецкая. В чем-то даже примитивная. Сделали они ее быстро.
Что
– Надо бы проверить, как там внизу слышно, – говорит старшой, складывая в свой монтажный чемоданчик плоскогубцы и отвертки. – Иван, сходи! Если что, покричишь нам.
Перед тем как спуститься вниз, Казаков заходит в туалет. Там открывает окошко и выглядывает с высоты восьмого этажа вниз на улицу. Тут уже поздний осенний вечер. Тянет ветерком, который слегка попахивает дымом от костров. Их жгут защитники. С улицы все также глухо раздаются голоса людей. Он прислушивается к своему радио. Сначала передавали очередной указ Ельцина. Потом его прервали. И какой-то депутат, назвавшийся Славой Волковым, стал рассказывать по телефону из Крыма об обстановке вокруг дачи Горбачёва в Форосе:
– Вокруг дачи стоят наряды пограничников с собаками. В море патрульные корабли…
Капитан Казаков не стал дослушивать путаный рассказ депутата-не депутата, а поспешил вниз к выходу.
Ему надо срочно возвращаться к своим, чтобы доложить обстановку.
Обратный путь затруднений не вызвал. Было не до него. По рядам защитников прошлась в очередной, наверное, сотый раз тревожная весть: «Идут на штурм!» И они всю свою бдительность обратили в сторону городских улиц, ожидая оттуда гула моторов и лязга гусениц.
А он, как тень, проскользнул мимо их баррикад и цепей и вышел на мост.
Сейчас для него самым важным было правильно рассказать об увиденном отцам-командирам. Не просто бесстрастно доложить обстановку, а донести до них его видение и тревогу. Настрой осажденных. И то, что, по его мнению, может произойти в результате штурма.
Не правда, что спецназ ничего не боится. Ты можешь в бою проявить невиданные чудеса храбрости. А в обыденной жизни спасовать. Скрыть от начальства свое мнение. Тем более что им никто и не интересуется. А в некоторых случаях тебе лучше «не сметь это мнение иметь».
Но здесь особый случай. И уже подходя к гостинице, он после долгих колебаний все-таки решил рискнуть.
В штабе никого уже нет. Встретил его только хмурый подполковник Горчаков. Он как-то неохотно, морща красивое лицо, выслушал рассказ лазутчика. Всем своим видом он словно хотел сказать: «Я-то тебя понимаю! Твое волнение, твой страх. Но там, наверху, уже приняли решение. И его не отменить».
Когда Анатолий закончил, он, вздохнув, произнес:
– Поступил приказ – выходить в район сосредоточения! Все разъехались. Начался отсчет времени! – и вдруг просто по-человечески добавил: – Не нравится мне все это!
«Видно, ему тоже приходится несладко, – подумал Казаков. – Но и промолчать нельзя. Перед ним тоже выбор».
– Позвоню я все-таки начальству. Доложусь, – словно решив что-то для себя, добавил подполковник.
Он вышел в соседнюю комнату. К аппарату. И через минуту Анатолий услыхал, как он твердо-басовито говорит кому-то в трубку:
– Да, наш разведчик только что оттуда. Кругом люди. Тысячи людей! Настроены очень решительно. Крови не избежать. Большой крови.
Потом наступила пауза. Видимо, на том конце провода давали указания.