Вик
Шрифт:
— Детка, не надо. — Слова его были суровы, но глаза полны сожаления. — Если бы ты не был пьяна, мы бы даже не зашли так далеко. — Наклонившись, он не сводил с меня горячего взгляда, его голос был грубым. — Я бы отвел тебя обратно в свою машину, усадил на свой член и заставил твою задницу подпрыгивать, пока ты не кончишь.
Мои полные губы приоткрылись от откровенной сцены, промелькнувшей у меня в голове.
О Боже, я хотела этого. Я так сильно этого хотела. Сейчас. Прямо сейчас. Пойдем.
Должно быть, выражение
— Этого не случится. Не этой ночью.
Не этой ночью?
О Боже. Это был первый раз, когда он мне отказал. Унижение обрушилось на меня, как густая черная смола.
— Не смотри на меня так, — сказал он суровым тоном, но с мягким взглядом. — Я не собираюсь пользоваться тобой, киска, как бы сильно ты этого ни хотела. Это то, чего ты хотела, Нас. Пространство.
Было ли это так?
Конечно. Только теперь, когда оно у меня было, я ненавидела расстояние между нами. В том пространстве, которое я так желала, было холодно и одиноко. Без Вика я чувствовала себя одинокой. Пустынной. Заброшенной.
Это казалось неестественным. Просто… неправильно. Как будто часть моего сердца покинула меня.
Вот дерьмо. Не смей, Нас. Мои глаза защипало. Не смей плакать.
Я отступила от него, держа руки по бокам, и тихо призналась.
— Я чувствую, что потеряла своего лучшего друга.
Лицо Вика смягчилось так, что мое сердце замерло, и когда он открыл рот, чтобы ответить, я ждала. Его рот закрылся. И снова открылся, но ничего не вышло.
Ага. Молчание было примерно такого размера.
Мои глаза опечалились, я медленно кивнула. У меня защипало в носу, и я выдавила из себя улыбку.
Быть отверженным — ужасное чувство, и мы оба утонули в нем, втягивая друг друга в себя, тщетно пытаясь сделать глоток воздуха, прежде чем задохнемся.
Теперь, когда Вик помогал хихикающей Анике выбраться из машины, я молча смотрела, как он осторожно ведет ее в дом.
— Сделай шаг, — терпеливо произнес он. — Еще один. Ну вот. Почти готово.
Я быстро открыла входную дверь, позволяя ему войти. Его тело заполнило открытый дверной проем, и внезапное воспоминание о том, как он ухмылялся мне сверху вниз, блокируя доступ к дому, пока я не встала на цыпочки, не обвила руками его шею и не притянула вниз, чтобы поцеловать, напало на меня. Он осторожно проводил сестру вверх по лестнице, достаточно хорошо зная, где находится моя комната, учитывая, что мы провели там тысячу и одну ночь, заключенные вдали от мира в объятия друг друга.
Я не последовала за ним. Ждала в зале. Он вернулся и прошел мимо меня.
Моя душа взывала к нему, но рот отказывался передать эмоции, выпустив и так слишком много
Вик достиг дверного проема и запнулся, остановившись на полпути. Произнес, не оглядываясь назад:
— Как бы то ни было, я тоже скучаю по тебе, — его мягкий, как виски, голос омывал меня, как прохладный дождь в летний день.
Это накормило меня, этот маленький лакомый кусочек. Крошечный кусочек, брошенный голодающей женщине. И сколько он питал, столько и отравлял.
Вик закрыл за собой дверь, и щелчок замка эхом разнесся по открытому пространству. Это казалось таким окончательным, что я начала плакать.
С тяжелым сердцем я посмотрела на плитку в фойе затуманенными глазами и всхлипнула.
— Дерьмо.
Мне потребовалась минута, чтобы взять себя в руки, но когда я наконец это сделала, вздох смирения покинул меня, и я поднялась по лестнице. В своей комнате я обнаружила Анику лежащей на кровати в платье и со сброшенными туфлями. Мелкие резкие движения дали мне понять, что она все еще не спит, поэтому, будучи другом, я застонала, поднимая ее обмякшее тело, пытаясь раздеть ее.
— Вставай.
Ее голова болталась из стороны в сторону, и Аника надула губы:
— Я устала.
Расстегнув молнию на ее платье, я спустила рукава вниз по ее рукам и тихонько рассмеялась.
— Я знаю, что это так, кукла. Давай я переодену тебя во что-нибудь поудобнее, и ты сможешь выспаться.
— Хорошо. — Она сладко зевнула.
Я изо всех сил пыталась надеть ночную рубашку через ее голову, и когда она откинулась на кровать, я спустила ее платье вниз по ее ногам, оставив ночную рубашку лужицей вокруг ее живота. Послушайте, это было лучшим, что могло получиться. Слегка шлепнув ее по бедру, я прошептала.
— Ты готова, детка. Поспи.
Она еще раз зевнула, затем ей удалось удивить меня усталым голосом.
— Настасья, почему ты больше не любишь Вика?
В голове возник скрежет, словно от поцарапанной пластинки.
Сердце екнуло не только от резкости ее вопроса, но и от того, насколько ошибочным было ее предположение. Я смотрела в темноту мгновение до того, как подвинулась, чтобы включить лампу, и обнаружила, что остекленевшие глаза Ани моргают, когда она натянула одеяло до шеи.
Я не знала, что сказать. У нас с Аникой с подросткового возраста было негласное правило: мы просто не говорили о моих отношениях с ее братом. Но тот факт, что она спросила, внезапно заставил меня хотеть отчаянно заговорить об этом. Или, точнее, объяснить самой себе.
Честность всегда давалась мне легко, но прямо сейчас слова резали так сильно, что причиняли боль.
— Ты задаешь не тот вопрос, Ани. — Я откинулась на спинку кровати, крепко обхватив колени. — Ты должна спросить, почему Вик так боится связать себя обязательствами.