Викинг. Книга 3. Северный Альянс
Шрифт:
Союзным армиям только и оставалось, что зайти парадным маршем в Берлин и принудить пруссаков к капитуляции. Но союзники вдруг вдрызг разругались, обвиняя друг друга в нарушении союзнических обязательств, и увели свои войска прочь. Случилось, по меткому выражению самого Фридриха «первое чудо Бранденбургского дома». Это дало ему возможность защитить столицу, восстановить армию и продолжить боевые действия на следующий год.
В компании 1760 года Фридрих еще сможет одолеть австрийцев в сражении при Торгау, последнем крупном сражении Семилетней войны, но потеряет в нем почти сорок процентов личного состава своей армии. Это было для него сродни поражению, ведь ресурсы маленькой Пруссии не шли ни в какое сравнение с ресурсами
Захватив, после длительной осады, к концу следующего года крепость Кольберг, армия Румянцева была готова начать кампанию 1762 года прямым ударом на Берлин, используя взятую крепость-порт, как тыловую базу. Понимая, что это конец, Фридрих уже начал зондировать возможность начала мирных переговоров, как вдруг случается «второе чудо Бранденбургского дома», умирает его непримиримая противница – российская императрица Елизавета Петровна.
Взошедший на престол Петр Третий, давний поклонник Фридриха, мало того, что заключает с Пруссией мир и отказывается от всех занятых прусских территорий, включая присягнувшую на верность российской короне Восточную Пруссию, но и предоставляет русский корпус для борьбы с недавними союзниками, австрийцами. Тушите свет!
Вскоре Петр Третий поплатился головой за творимую им «дичь», но Екатерина Вторая, не желая заново начинать войну, заняла нейтральную позицию, а Фридрих, стоит отдать ему должное, в очередной раз воспользовался переполохом в стане союзников и завершил кампанию 1762 года несколькими незначительными победами над австрийцами и французами, сохранив по итогам войны довоенный статус-кво.
Конечно, нельзя ни в коем случае считать Фридриха бесталанным полководцем. Учитывая, что ему приходилось сражаться на три фронта, он продержался довольно долго и ловко пользовался промахами противников. Его «косая» атака принесла немало побед над австрийцами и французами, вымуштрованные до состояния биороботов гренадеры долгое время считались эталоном пехоты в рамках линейной тактики, а кирасиры Зейдлица оставались, в том мире, эталоном тяжелой кавалерии вплоть до начала 19 века. Но к его несчастью, здесь за его скальпом пришел не кто-нибудь, а великолепный Александр Васильевич Суворов, получивший боевое крещение как раз под Кунерсдорфом.
***
Узнав численность войск, имеющихся в его распоряжении, ни один другой полководец в мире не согласился бы на эту авантюру. Ведь к лету 1771 года Потоцкий мог выставить только чуть более двадцати тысяч солдат, тогда как у Фридриха численность армии мирного времени приближалась к ста тысячам, из которых до четверти составляла кавалерия.
Однако, ретирада, это не про Суворова. Но самым главным отличием его таланта от всех его предшественников, современников и последователей, было то, что у него совершенно отсутствовал шаблон. Он всегда был непредсказуем, неизменно следуя своему правилу «удивил-победил». Его было невозможно просчитать.
Вот и теперь, проведя аудит имеющихся сил, он с удивлением обнаружил, что прекрасной польской кавалерии у Потоцкого больше, чем пехоты. Не проблема, подумал Александр Васильевич, значит всю пехоту посадим на лошадей, с которыми проблем не было. Это, конечно, не сделает их кавалеристами, способными противостоять кирасирам Зейдлица, но превратит их в мотопехоту, доезжающую до поля боя с комфортом. Учитывая, что времени на маршевую подготовку, позволяющую суворовским войсками при необходимости проходить больше сорока километров в сутки, не было, это станет серьезным козырем.
Дождавшись коронации Потоцкого, Суворов немедленно двинул свою армию, несмотря на мнение нового короля, предлагавшего начать с захваченного пруссаками Поморья, в Восточную Пруссию. Основная масса прусских войск находилась, естественно, вдоль границы с Австрией и на западе, а здесь, на границе с союзной Россией, у пруссаков было не больше двадцати тысяч, да еще и разбросанных по пунктам постоянной дислокации. Так, на один зуб.
Скрытым маршем, Суворов за четыре ночных перехода прошел от предместий Варшавы до восточной границы бывшего анклава и еще через сутки, рано утром, атаковал полк, квартирующий в Гросс-Егерсдорфе. Учитывая, что официально объявлять войну им никто не собирался, пруссаков взяли со спущенными штанами, потеряв при этом только пять человек. Оставив небольшой гарнизон для контроля пленных и охраны трофеев, Суворов уже к вечеру был у стен Кенигсберга.
Беспрепятственно проникнув в спящий город через основные, Закхаймские ворота, поляки блокировали казармы и вынудили гарнизон столицы Восточной Пруссии капитулировать. Поляки были в восторге, а Потоцкий, давший обещание беспрекословно выполнять все приказы Суворова и командовавший полком коронных гусар в составе его армии, был вообще на седьмом небе от счастья. Но праздновать победу было еще рано, война только началась.
Приведя на следующий день город к присяге, третьей за последние десять лет (после этого случая Кант, преподававший в местом университете и остававшийся с прошлого раза формально русским подданным, посмотрел на весь этот бардак, махнул рукой и уехал в Москву, преподавать в императорском университете), и отправив колонны пленных в сторону русской границы, чтобы они не смогли позже попасть обратно в армию Фридриха, армия Суворова двинулась вдоль побережья Балтики на запад.
Теперь Суворов не скрывался, а ссадил пехоту с лошадей и демонстративно двигался с обычной для армий того времени маршевой скоростью. При этом конная разведка действовала на большом удалении от основных сил, постоянно снабжая его необходимой информацией.
Фридрих, узнав, что Восточная Пруссия опять присягнула другому монарху, был вне себя от ярости. Он еще после русских не отошел и не желал посещать Кенигсберг, а тут опять такая пощечина. Да от кого, от поляков, которых он вообще за противника не считал. Правильно оценив по донесениям разведки численность польской армии в двадцать тысяч, Фридрих быстро собрал 40-тысячную армию при ста пятидесяти орудиях и двинулся своим фирменным ускоренным маршем навстречу Суворову. Кульминация приближалась!
***
Дойдя черепашьим темпом за неделю до Гданьска, Суворов приказал строить укрепленный лагерь и готовиться к сражению, а сам, собрав командиров полков, выехал на юг на рекогносцировку. Здесь, на западном берегу Вислы в сорока километрах от Гданьска, возле небольшого городишки Диршау, стоящего на перекрестке дорог, Суворов и собирался дать бой Фридриху. Разумеется ни о каком фронтальном сражении полупартизанской армии с железным катком Фридриха речь не шла. Победу должна была принести хитроумно расставленная ловушка.
Любой полководец, оценив на карте расположение армии Суворова, сказал бы, что он загнал себя в западню, встав возле Гданьска. Ведь заняв тот самый перекресток дорог, Фридрих перекрывал ему все пути отхода в Польшу и вынуждал или принять генеральное сражение или уходить дальше на запад вдоль балтийского побережья, причем оба эти варианта обладали весьма туманными перспективами.
Оценив диспозицию войск именно так, как и предполагал Суворов, Фридрих двинул войска к Диршау, следуя словно крыса за дудочкой крысолова. Прибыв на место вечером пятнадцатого июня, Фридрих встал лагерем, планируя дать армии небольшой отдых и посмотреть на дальнейшие действия поляков. После потери нескольких полков в Восточной Пруссии, он не хотел штурмовать укрепленный лагерь, подставляясь под убийственный огонь артиллерии.