Викинг. Конунг Севера
Шрифт:
Впрочем, не буду прибедняться. С моими рефлексами и навыком берсерка я мог увернуться от удара, мог вообще уйти и пропустить лезвие мимо себя, но не стал этого делать.
В последнее время Нуки и Копье совсем занудили меня своими проповедями о том, что убивать Р`ама лично или же чужими руками, но по моему приказу, будет неправильно.
Видите ли, мы - кровные родственники, и если я убью собственного отца (ну, или брата, что не забывал мне настырно повторять Нуки, а Копье этого не делал, так как до сих пор не
Никакие мои доводы, что этот урод убил собственного брата, пытался убить живого, но раненого сына, что он вовсе спелся с врагами, не дали ровным счетом никакого эффекта - Копье и Нуки были совершенно непреклонны. Парадокс: получается Р`аму можно творить любую дичь, а мне отвечать соразмерно нельзя?
Когда Р`ам заявился в наш лагерь, это окончательно испортило мне настроение — сейчас, сволочь такая, начнет нудить, плакаться и просить прощения. А Нуки и Копье насядут на меня, требуя его простить. Так что появление ножа в руках «отца» я воспринял как подарок свыше, и не стал уворачиваться от удара. Почти не стал.
Чуть повернул корпус, чтобы удар пришелся не прямо в живот, а в бок.
Лезвие не задело жизненно важных органов, рана была неприятной, но не смертельной. Зато теперь я получил карт-бланш. Во всяком случае, так думал.
Меня попытались убить. Родич первым пролил кровь, он напал, а я всего лишь защищался.
Я вправе отвечать так, как считаю нужным.
Удар кулака пришелся Р`аму прямо в ухо.
Получилось мощно — здоровенная жирная туша, явно наивно полагавшая, что прикончит меня с единого удара, совершенно не ожидала такого ответа, поэтому, получив в ухо, тут же завалилась на землю.
Несколько секунд я просто любовался, как жирдяй барахтается на земле, пытаясь даже не подняться, а просто перевернуться.
Неимоверно хотелось его пнуть, но…броня из жира защитит его от любых пинков, нечего даже стараться. А прирезать его вот так, лежащим на земле, как-то неправильно. Не достойно.
Я наступил на его руку, в которой он все еще сжимал окровавленный скрамасакс, присел на корточки, и спокойно произнес (причем достаточно громко, чтобы услышали все окружающие):
— Только потому, что ты нод, я не убью тебя прямо сейчас, но я сделаю это на хольмганге. Сегодня!
— Это твой отец, Р`атор, и это… — начал было Копье, но я его перебил.
— Хватит! — рявкнул я. — Он столько раз предавал и подводил своего брата, Р`мора, и тот каждый раз жалел его и не наказывал. Чем все закончилось? Чем отплатил Р`ам? Он пытался убить меня, убил Р`мора, предал нас! И ты говоришь, что я не могу вызвать его на хольмганг? Да вот же его нож, которым он только что пытался проткнуть меня!
— У нодов не принято вызывать на хольмганг…
— Тогда к черту правила! — буркнул я.
Нахрен все. Надоели. Один раз я дал слабину, опростоволосился и тут же за это поплатился. Я, конечно, хочу оставаться положительным героем в глазах других. Но при этом живым.
Так что нельзя проводить хольмганг? Ладно, как скажете.
Мой меч, выхваченный из ножен, без всякого замаха вонзился в правую глазницу Р`ама. Тело на земле дернулось, целый глаз удивленно уставился на меня, а затем словно бы потух, из него ушла жизнь.
Жирная туша несколько раз содрогнулась и замерла.
Я же выхватил меч, вытер его лезвие об одежду покойного и вернул оружие в ножны.
— Что ты натворил… — выдохнул Копье.
— То, что дОлжно и что нужно было сделать давным давно, — ответил я и повернулся к замершим охранникам Р`ама.
— Принесите мне клятву как своему конунгу, — приказал я.
Все шестеро удивленно пялились на труп своего ярла, словно не веря своим глазам и тому, что только что увидели.
Наконец, один из них очнулся, устремил на меня взгляд, полный гнева, и зло прошипел:
— Отцеубийца!
Я лишь хмыкнул.
— Да, и что?
Воин не нашел, что ответить. Явно он ожидал, что я начну оправдываться или наброшусь на него, но нет. Ничего такого. Я сделал то, что хотел, причем хотел давно. И никакой жалости, или уж тем более сожаления от содеянного не чувствовал.
Пошли они все к черту со своими правилами и традициями!
Это месть, и она свершилась.
— Принесите мне клятву, или умрете! — повторил я.
Шестерка охранников Р`ама молча обнажила оружие.
— Ну, как хотите, — вздохнул я и, вытянув топор из-за пояса, швырнул его в ближайшего противника.
Топор, пущенный моей рукой, сделал несколько оборотов в воздухе и закончил свой полет, уткнувшись лезвием в грудь воина. Тот захрипел, схватился за торчащее из его тела оружие, завалился спиной на землю. Но я этого уже не видел, так как успел активировать навык берсерка и снес голову второму противнику, проткнул третьего.
Трое оставшихся врагов попытались меня окружить, да вот только были они слишком уж медленными, слишком неповоротливыми.
За это и поплатились.
Одного я подловил во время атаки, попросту отбив его удар и нанеся собственный. Меч ударил его в плечо, разрубив тело чуть ли не до соска.
Еще одного я сбил с ног ударом кулака и затем пришпилил к земле, словно жука.
Последнего противника убил голыми руками: поднырнул под его топор, схватил за голову и вдавил пальцами глаза в глазницы. Противник орал от боли, однако я продолжал давить, пока мои пальцы не вошли глубоко в череп.
Крик боли и отчаянья резко прервался, когда череп врага в мои руках громко треснул, и содержимое головы, будто из гнилой тыквы, выплеснулось наружу.