Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже
Шрифт:
Несмотря на свое самообладание, Фуке не мог сдержать глухого стона.
— А как зовут хозяина этого дома? — спросил аббат.
— Не знаю, я его не видал; я все время оставался на страже в саду и знаю обо всем с чужих слов. Мне было приказано, как только все будет кончено, скакать к вам, чтобы рассказать, как было дело. И вот я здесь.
— Хорошо, больше нам ничего не нужно от вас, — сказал аббат, все более и более падавший духом при мысли, что он сейчас останется с глазу на
— Вот вам двадцать пистолей, — сказал Гурвиль. — Ступайте и старайтесь впредь так же, как в этот раз, защищать подлинные интересы короля…
— Слушаю, сударь, — сказал гонец, кланяясь и пряча деньги в карманы.
Не успел он выйти из комнаты, как Фуке очутился между аббатом и Гурвилем.
Оба одновременно раскрыли рот, чтобы заговорить.
— Нет, не оправдывайтесь, — вскричал Фуке, — и не сваливайте вину на других! Если бы я был истинным другом д'Эмери и Лиодо, я никому не доверил бы заботы об их спасении. Виноват я один, и лишь я должен сносить все упреки и угрызения совести. Оставьте меня, аббат.
— Но, надеюсь, вы не помешаете мне разыскать негодяя, который, в угоду Кольберу, расстроил весь наш превосходно задуманный план? Благое дело — любить своих друзей, но не дурно, мне кажется, и преследовать врагов.
— Довольно, аббат, уйдите, прошу вас, и не являйтесь до новых приказаний. Я считаю, что мы должны вести себя крайне осторожно. У вас перед глазами ужасный пример. Господа, я запрещаю вам обоим всякие насилия.
— Никакие запрещения, — проворчал аббат, — не могут помешать мне отомстить врагу за оскорбление нашей фамильной чести.
— А я, — произнес Фуке тоном, не терпящим возражений, — при малейшем нарушении моей воли немедленно брошу вас в Бастилию. Примите это к сведению, аббат.
Аббат поклонился, покраснев.
Фуке сделал знак Гурвилю следовать за ним и направился к своему кабинету. Но в эту минуту, лакей громко доложил:
— Господин д'Артаньян.
— Это кто такой? — небрежно спросил министр у Гурвиля.
— Отставной лейтенант мушкетеров его величества, — тем же тоном ответил Гурвиль.
Не придав значения словам Гурвиля, Фуке двинулся дальше.
— Виноват, монсеньер, — сказал Гурвиль. — Я полагаю, что этот мушкетер, оставивший королевскую службу, пришел за получением пенсии.
— Черт с ним! — возразил министр. — Он явился совсем не вовремя.
— Позвольте, монсеньер, передать ему ваш отказ: я с ним знаком. Это такой человек, в лице которого нам при нынешних обстоятельствах лучше иметь не врага, а друга.
— Передавайте что хотите, — сказал Фуке.
— Передайте ему, — произнес аббат со злобой, присущей служителям церкви, — что денег нет, особенно для мушкетеров.
Но не успел он вымолвить эти слова, как полуоткрытая дверь распахнулась, и в комнату вошел д'Артаньян.
— О господин Фуке, я наперед знал, что для мушкетеров у вас нет денег. Я шел сюда с тем, чтобы получить не деньги, а отказ. Считаю, что уже получил его, благодарю и желаю вам всего доброго. Пойду теперь за деньгами к господину Кольберу.
И, довольно небрежно поклонившись, он вышел.
— Гурвиль, верните этого человека, — приказал Фуке.
Гурвиль догнал д'Артаньяна на лестнице. Услыхав за спиною шаги, д'Артаньян обернулся и узнал Гурвиля.
— Хороши порядки, сударь, у ваших господ финансистов, — сказал мушкетер. — Я прихожу к господину Фуке получить сумму, назначенную мне его величеством, а он встречает меня так, словно я нищий, явившийся просить милостыню, или жулик, готовый стянуть что-нибудь из серебра.
— Но вы, кажется, произнесли имя Кольбера, дорогой господин д'Артаньян? Вы сказали, что идете к нему?
— Да, я иду к нему, хотя бы для того, чтобы получить сведения о людях, которые поджигают чужие дома, крича: «Да здравствует Кольбер!»
Гурвиль насторожился.
— Ах, вы намекаете на то, что произошло на Гревской площади?
— Ну конечно.
— Но разве эти события как-нибудь коснулись вас?
— Кольбер превращает мой дом в костер, и это, по-вашему, не касается меня!
— Ваш дом… Ваш дом хотели сжечь?
— Ну да.
— Значит, это вы владелец кабачка под вывеской «Нотр-Дам»?
— Да, я стал им с неделю тому назад.
— Уж не вы ли тот отважный военный, который рассеял бунтовщиков, собиравшихся сжечь живьем осужденных?
— Поставьте себя на мое место, господин Гурвиль. Я — военный и в то же время домовладелец. Как военный, я должен содействовать исполнению приказа короля, как собственник — охранять свой дом от огня. Я и выполнил разом обе обязанности, отдав господ Лиодо и д'Эмери в руки стрелков.
— Так это вы выбросили кого-то из окна?
— Да, я, — скромно отвечал д'Артаньян.
— И убили Менвиля!
— Пришлось, к сожалению, — заявил мушкетер с поклоном, точно принимая поздравления.
— Словом, это вы были причиной того, что осужденные повешены?
— Да, вместо того чтобы быть заживо сожженными. И я горжусь этим, сударь. Я избавил этих несчастных от ужаснейших мучений. Понимаете ли, господин Гурвиль, их хотели сжечь заживо! Ведь это превосходит всякое воображение.
— Не стану вас больше задерживать, господин д'Артаньян, — сказал Гурвиль, желая избавить министра от встречи с человеком, нанесшим ему такой тяжелый удар.