Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже
Шрифт:
Фуке бросил надменный взгляд в сторону королевы-матери, которая, казалось, была в восторге от того ложного положения, в каком оказался министр, и отвечал:
— Роскошь — это добродетель королей, сир. Это роскошь делает их похожими на бога; это из-за роскоши они стоят выше прочих людей. Роскошью король вскармливает своих подданных и их честь. В нежном тепле роскоши королей рождается роскошь частных лиц, источник богатств для народа. Его величество, приняв в дар этих коней несравненной
Между тем Людовик XIV все еще вертел в руках письмо Мазарини, не глядя на него. Наконец его взгляд остановился на нем» и, прочитав первую строчку, король вскрикнул.
— Что с вами, сын мой? — спросила Анна Австрийская, подходя к королю.
— Письмо как будто от кардинала, — сказал король, продолжая читать. Да, действительно от кардинала!
— Что, ему хуже?
— Прочтите сами, — предложил король, передавая листок королеве.
Анна Австрийская, в свою очередь, прочла письмо. По мере того как она читала, в ее глазах загоралась радость, которую она тщетно старалась скрыть от взглядов Фуке.
— О! Да это дарственная! — воскликнула королева.
— Дарственная? — переспросил Фуке.
— Да, — отвечал король суперинтенданту финансов. — Господин кардинал, чувствуя приближение смерти, передает мне свое состояние.
— Сорок миллионов! — продолжала королева. — Ах, сын мой! Какой благородный поступок со стороны кардинала! Он пресекает все дурные слухи. Эти сорок миллионов, медленно собранные, вольются сразу в королевскую казну: вот верный подданный и истинный христианин.
Прочитав еще раз бумагу, королева возвратила ее Людовику, который вздрогнул, услышав названную королевой огромную сумму. Фуке, отступивший на несколько шагов, молчал.
Король посмотрел на него и подал ему письмо. Суперинтендант поклонился и сказал, едва взглянув на бумагу:
— Да, я вижу, это дарственная.
— Надо ответить, сын мой, — сказала Анна Австрийская, — ответить сейчас же.
— Как ответить, ваше величество?
— Поехать к кардиналу.
— Но ведь не прошло и часа, как я вернулся от его высокопреосвященства, — возразил король.
— Так напишите ему, сын мой.
— Написать! — с отвращением воскликнул король.
— Но, мне кажется, — продолжала Анна Австрийская, — человек, предлагающий такое сокровище, имеет право на немедленную благодарность.
Потом, повернувшись к Фуке, она спросила:
— Не так ли, господин Фуке?
— Подарок стоит того, государыня, — ответил Фуке со сдержанностью, не ускользнувшей от внимания короля.
— Так примите и поблагодарите,
— А что думает господин Фуке?
— Вы хотите знать мое мнение, государь?
— Да.
— Поблагодарите, но не принимайте подарка, ваше величество, — проговорил Фуке.
— А почему? — спросила королева.
— Вы сами сказали, государыня: короли не могут или не должны принимать подарков от своих подданных.
Король молча выслушал эти противоречивые советы.
— Сударь, — возразила Анна Австрийская, — вы не только не должны отговаривать короля от принятия этих денег, но даже обязаны, по вашему званию, разъяснить его величеству, что эти сорок миллионов — для него богатство.
— Именно потому, что эти сорок миллионов — богатство, я должен сказать королю: «Ваше величество, если неприлично королю принять от подданного шестерку лошадей ценою в двадцать тысяч ливров, то еще неприличнее принять целое состояние от другого подданного, не всегда разборчивого по части средств, которыми это состояние создано».
— Вам не подобает, сударь, учить короля, — сказала Анна Австрийская.
— Доставьте ему сами сорок миллионов, которых вы хотите лишить его.
— Король получит их, когда пожелает, — произнес с поклоном суперинтендант финансов.
— Да, изнурив народ налогами, — ответила Анна Австрийская.
— А разве не из народа выжаты сорок миллионов, указанные в дарственной? Его величество хотел знать мое мнение, и я высказал его. Если король пожелает моего содействия, я готов усердно служить ему.
— Примите, примите, сын мой, — опять повторила Анна Австрийская. — Вы выше толков и пересудов.
— Откажитесь, ваше величество, — сказал Фуке. — Пока король жив, у него одна преграда — совесть, один судья — его воля. Но после смерти его судит потомство, которое оправдывает или обвиняет его.
— Благодарю, ваше величество, — сказал Людовик, почтительно кланяясь королеве. — Благодарю, — прибавил он, прощаясь с Фуке.
— Вы примете? — спросила Анна Австрийская.
— Я подумаю, — ответил король, взглянув на Фуке.
Глава 48
АГОНИЯ
Отослав дарственную королю, кардинал приказал в тот же день перевезти себя в Венсен. Король и двор отправились за ним туда же. Последние лучи этого светила были еще так ярки, что побеждали блеск других огней. Болезнь усилилась, как и предсказывал Гено; кардинал боролся уже не с подагрой, а со смертью. Не менее смерти мучил его страх, что король примет предложенный ему подарок, хотя Кольбер продолжал утверждать, что король возвратит деньги.