Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1
Шрифт:
– Но, милый друг, я никуда не уезжаю, – сказал д’Артаньян.
– Как не уезжаете? Ведь вы пришли проститься со мной.
– О, я отправляюсь только для совершения одной покупки, – старался вывернуться покрасневший д’Артаньян.
– А, это другое дело. Тогда, вместо того чтобы сказать: «Берегитесь, чтобы вас не убили», – я скажу: «Берегитесь, чтобы вас не надули».
Д’Артаньян понял, что зашел чересчур далеко в своей таинственности, и счел неудобным совершенно умолчать о том, куда он собрался ехать.
– Я думаю съездить
– Превосходным, мой друг, – отвечал граф, стараясь забыть, что Ман лежит в той же стороне, что и Турень, и поэтому через два дня д’Артаньян мог бы ехать с ним вместе.
– Я еду завтра на рассвете, – прибавил д’Артаньян. – Рауль, хочешь побыть пока со мной?
– Очень, господин д’Артаньян, – отвечал юноша, – если только я не нужен графу.
– Нет, Рауль. Мне сегодня предстоит аудиенция у брата короля.
– Итак, до свидания, дорогой друг, – сказал д’Артаньян, заключая Атоса в объятия.
Атос крепко обнял друга. Мушкетер, оценив его сдержанность, шепнул ему на ухо:
– Государственное дело!
Атос ответил на это лишь многозначительным пожатием руки.
И они расстались.
Взяв Рауля под руку, д’Артаньян направился вместе с ним по улице Сент-Оноре.
– Я поведу тебя к богу Плутосу, – сказал он дорогой молодому человеку. – Приготовься целый день видеть груды золота. Боже мой, как я изменился!
– Что это? Какое множество народа! – заметил Рауль. – Скажите, сегодня не крестный ход? – спросил д’Артаньян у прохожего.
– Нет, сударь, казнь, – был ответ.
– Как казнь? – изумился мушкетер. – На Гревской площади?
– Да, сударь.
– Черт бы побрал дурака, дающего повесить себя в тот самый день, когда мне нужно получить свои деньги за наем моего дома! – вскричал д’Артаньян. – Рауль, видел ли ты когда-нибудь, как вешают преступников?
– Нет, слава богу, еще никогда не приходилось.
– Сразу видна молодость… Эх, если бы ты постоял часовым в траншее, как, бывало, я, когда какой-нибудь шпион… Впрочем, я мелю вздор, извини, Рауль… Да, ты прав, жутко смотреть, как вешают. Скажите, пожалуйста, сударь: когда состоится казнь?
– Кажется, в три часа, сударь, – учтиво ответил прохожий, довольный случаем побеседовать с военными.
– А сейчас только половина второго. Если мы прибавим шагу, Рауль, я успею получить свои триста семьдесят пять ливров, и мы уйдем до прибытия осужденного.
– Осужденных, – поправил прохожий. – Их двое.
– Очень вам признателен, сударь, – сказал д’Артаньян с утонченной вежливостью, которую он приобрел с годами.
И, увлекая за собою Рауля, он поспешно направился к Гревской площади.
Д’Артаньян шел впереди и так ловко работал плечами, локтями и руками, что толпа невольно расступалась под его натиском. Там, где встречалось особенно сильное сопротивление, он пускал в ход рукоятку шпаги, пользуясь ею как рычагом, чтобы разделить самые сплоченные группы. Но делал он это с такой непосредственностью, с такой обворожительной улыбкой, что у пострадавшего слова протеста замирали на устах.
Следуя за своим другом, Рауль старался щадить женщин, взоры которых привлекала его красота, и оказывал решительный отпор мужчинам, чувствовавшим силу его мускулов. Благодаря всему этому оба успешно продвигались вперед в густой толпе. Когда показались виселицы, Рауль с отвращением отвел глаза. Что касается д’Артаньяна, то он почти не заметил их, всецело поглощенный видом своего дома с резным коньком и окнами, полными любопытных.
Он увидел на площади и около домов много отставных мушкетеров, одних с женщинами, других с друзьями, ждавших начала церемонии.
У кабатчика, снимавшего помещение д’Артаньяна, не было отбоя от посетителей, не только заполнявших лавку и другие комнаты, но расположившихся даже во дворе. Трое прислуживавших сбились с ног, подавая всем.
Д’Артаньян, обратив внимание Рауля на такое стечение народа, заметил:
– Ну, теперь у плута не будет отговорок, чтобы не заплатить мне в срок. Посмотри-ка, Рауль, какая здесь компания. Черт возьми, да тут не найдешь себе места!
Д’Артаньяну удалось поймать хозяина за конец фартука.
– Ах, это вы, шевалье? – сказал одуревший от суеты кабатчик. – Ради бога, обождите минутку! Эта сотня сумасшедших готова перевернуть вверх дном мой погреб.
– Черт с ним, с вашим погребом, лишь бы был цел денежный сундук.
– О, не беспокойтесь, сударь, ваши тридцать семь с половиной пистолей отсчитаны и лежат наверху, в моей комнате; но там сидят тридцать молодчиков и приканчивают бочонок портвейна, который я недавно раскупорил для них. Прошу вас, обождите минутку!
– Ну, хорошо, хорошо…
– Я уйду отсюда, – шепнул Рауль д’Артаньяну. – Это веселье отвратительно.
– Нет, сударь, – возразил д’Артаньян сурово, – вы должны остаться. Солдат должен приучать себя ко всяким зрелищам. Характер нужно закалять смолоду, и человек только тогда может быть добрым и великодушным, когда глаз его тверд, а сердце осталось мягким. К тому же, дружок, неужели ты способен оставить меня одного? Это было бы нехорошо… Постой, вон там во дворе есть дерево. Пойдем сядем в тени. Там легче дышать, чем в этом чаду, насыщенном винными парами.
Расположившись на новом месте, Рауль и д’Артаньян могли слышать нарастающий ропот толпы и наблюдать за посетителями кабачка, которые сидели за столами или ходили по комнатам.
Дерево, под которым уселся д’Артаньян вместе с Раулем, совсем скрыло их своей густой листвой; это был развесистый каштан с ветвями, склонившимися почти до самой земли; под ним находился поломанный стол, за который не садился никто из посетителей. В ожидании своих тридцати семи с половиной пистолей д’Артаньян от нечего делать занялся наблюдениями.