Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 2
Шрифт:
– Увы! – отвечал Людовик XIV чуть слышно. – Боюсь, что мы не в силах будем выполнить наш уговор.
Потом продолжал вслух:
– Вы знаете о происшествии?
– Каком происшествии?
– Ах боже мой! Увидя вас, я позабыл, что нарочно пришел сюда рассказать вам о нем. Я очень огорчен: одна из ваших фрейлин, Лавальер, только что упала в обморок.
– Ах, бедняжка, – спокойно проговорила принцесса, – отчего это!
Потом прибавила шепотом:
– О чем вы думаете, государь! Вы хотите заставить всех поверить, что увлечены этой девушкой, и сидите здесь, когда
– Ах, принцесса! – со вздохом промолвил король. – Вы лучше меня играете свою роль, вы все взвешиваете.
И он поднялся с места.
– Принцесса, – сказал он так, что все слышали, – позвольте мне оставить вас; я сильно беспокоюсь и лично желал бы удостовериться, подана ли ей помощь и хороший ли за нею уход.
И король пошел к Лавальер, а присутствовавшие передали друг другу его слова: «Я сильно беспокоюсь».
XXIV. Тайна короля
По дороге Людовик встретил графа де Сент-Эньяна.
– Ну что, Сент-Эньян? – спросил он с притворным беспокойством. – Как наша больная?
– Простите, государь, – пробормотал Сент-Эньян, – к стыду моему должен признаться, что я ничего не знаю о ней.
– Ничего не знаете? – сказал король, притворяясь рассерженным.
– Простите, государь, но, видите ли, я только что встретился с одной из трех болтушек, и, признаюсь, эта встреча меня отвлекла.
– Так вы нашли ее? – с живостью спросил король.
– Нашел ту, которая так лестно отозвалась обо мне, а найдя свою, я начал искать и вашу, государь; и как раз в это самое время я имел счастье встретиться с вами.
– А как зовут вашу красавицу, Сент-Эньян? Или это, может быть, секрет?
– Государь, разумеется, это должно быть секретом, и даже величайшим секретом, но для вас, ваше величество, нет тайн. Это мадемуазель де Тонне-Шарант.
– Она красива?
– Необыкновенная красавица, государь, а узнал я ее по голосу, которым она так нежно произносила мое имя. Я подошел к ней и заговорил, что было легко в толпе; я начал спрашивать ее, и она, ничего не подозревая, рассказала мне, что несколько минут назад была с двумя подругами под королевским дубом, как вдруг кто-то испугал их; не то волк, не то злоумышленник; они, разумеется, бросились бежать…
– А как же зовут двух ее подруг? – с живостью перебил графа король.
– Государь, – отвечал Сент-Эньян, – велите заключить меня в Бастилию.
– Почему?
– Потому что я эгоист и болван. Я так был поражен своей счастливой победой и открытием, что просто потерял голову. Кроме того, я полагал, что ваше величество настолько заинтересованы мадемуазель де Лавальер, что не придал никакого значения подслушанной нами болтовне. Потом мадемуазель де Тонне-Шарант покинула меня и вернулась к Лавальер.
– Будем надеяться, что и мне повезет так же, как и тебе. Ну, пойдем к больной.
«Вот штука-то! – думал про себя Сент-Эньян. – А ведь он действительно увлечен этой малюткой; вот никогда бы не подумал».
Он указал королю ту комнату, куда провели Лавальер. Король вошел. Сент-Эньян последовал за ним.
В
Ее роскошные белокурые волосы были распущены и волнами спускались на полуприкрытые кружевами грудь и плечи, из глаз катились крупные слезы. Матовая бледность покрывала ее лицо, придавая ей неописуемую прелесть, а физические и нравственные страдания наложили на ее лицо отпечаток благородной скорби. Она сидела неподвижно, точно мертвая. Казалось, она не слышала ни шушуканья подруг, суетившихся около нее, ни отдаленного гула толпы, доносившегося в открытое окно. Она ушла в себя, и только ее прекрасные тонкие руки изредка вздрагивали, точно от невидимого прикосновения. Задумавшись, она заметила, как вошел король.
Он издали увидел ее прелестную фигуру, облитую мягким серебряным светом луны.
– Боже мой, – воскликнул он с невольным ужасом, – она умерла!
– Нет, нет, государь, – сказала шепотом Монтале. – Напротив, ей теперь гораздо лучше. Не правда ли, Луиза, сейчас ты чувствуешь себя лучше?
Лавальер ничего не ответила.
– Луиза, – продолжала Монтале, – король беспокоится о твоем здоровье.
– Король! – вскричала Луиза, вскочив с кресла, словно ее обожгло пламя. – Король беспокоится о моем здоровье?
– Да, – отвечала Монтале.
– И король пришел сюда? – проговорила Лавальер, не решаясь поднять глаза.
– Боже мой, тот самый голос! – шепнул король на ухо Сент-Эньяну.
– Вы правы, государь, – отвечал Сент-Эньян. – Это та самая, которая влюблена в солнце.
– Тсс! – остановил его король.
Потом он подошел к Лавальер.
– Вы нездоровы, мадемуазель? Я видел вас несколько минут назад в обмороке, на траве. Как это случилось с вами?
– Государь, – пробормотала бедная девушка, бледнея и дрожа, словно в лихорадке, – право, я сама не знаю.
– Вы, вероятно, много ходили, – сказал король. – Быть может, от усталости…
– Нет, государь, – поспешно ответила за свою подругу Монтале, – это не от усталости: почти весь вечер мы просидели под королевским дубом.
– Под королевским дубом? – вздрогнув, прошептал король. – Так и есть, я не ошибся.
И он подмигнул графу.
– Да, да, – подтвердил Сент-Эньян, – под королевским дубом, вместе с мадемуазель де Тонне-Шарант.
– Откуда вы это знаете? – спросила Монтале.
– Очень просто: сама мадемуазель де Тонне-Шарант сказала мне.
– Так она, вероятно, сказала вам и причину обморока Луизы.
– Она говорила мне не то про волка, не то про злоумышленника, я не понял хорошенько.
Лавальер слушала с остановившимся взглядом, тяжело дыша, словно угадывала истину. Людовик приписал ее состояние перенесенному испугу.
– Не бойтесь, – успокаивал он ее, заметно волнуясь и сам, – волк, который так напугал вас, был о двух ногах.
– Значит, это был человек! – воскликнула Луиза. – Значит, кто-то нас подслушивал!
– А если бы даже и так! Разве вы говорили вещи, которые нельзя слышать?