Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3
Шрифт:
– Нет, не то, – сказал д’Артаньян.
– С Мальты? – вставила Монтале.
– Честное слово, сударыня, вы приближаетесь.
– С какого-нибудь острова? – спросила Лавальер.
– Сударыня, не хочу вас дольше томить, я приехал из тех краев, откуда в настоящий момент господин де Бофор грузится на суда, чтобы перебраться в Алжир.
– Вы видели армию? И флот? – поинтересовались несколько воинственных дам.
– Все видел.
– Есть ли там наши друзья? – задала вопрос мадемуазель де Тонне-Шарант холодным,
– Да, – отвечал д’Артаньян, – там де Ла Гилотьер, де Муши, де Бражелон.
Лавальер побледнела.
– Господин Бражелон? – воскликнула коварная Атенаис. – Как! Он отправился на войну?..
Монтале наступила ей на ногу, но это никак не подействовало.
– Знаете ли вы мою мысль? – продолжала она безжалостно. – Мне кажется, что мужчины, уехавшие на эту войну, – незадачливые влюбленные, ищущие у черных женщин утешения от жестокостей белых.
Некоторые дамы весело рассмеялись; Лавальер начинала терять присутствие духа; Монтале кашляла так, что могла бы разбудить мертвого.
– Сударыня, – перебил д’Артаньян, – вы напрасно думаете, что женщины в Джиджелли черные. Они не черные и не белые, они желтые.
– Желтые?
– О, не думайте, что это так уж плохо; я никогда не видел более красивого цвета кожи в сочетании с черными глазами и коралловыми губами.
– Тем лучше для господина де Бражелона, – выразительно проговорила мадемуазель де Тонне-Шарант. – Он там излечится, бедный юноша.
После этих слов воцарилось молчание. Д’Артаньян подумал, что женщины, эти нежные горлинки, обращаются друг с другом, пожалуй, более жестоко, чем тигры или медведи.
Для Атенаис было, однако, мало заставить побледнеть Лавальер; ей хотелось, чтобы Луиза вдобавок еще и покраснела.
Она снова заговорила:
– Знаете, Луиза, на вашей совести теперь тяжкий грех!
– Какой грех, мадемуазель? – пролепетала несчастная, тщетно пытаясь найти опору среди окружающих.
– Да ведь вы были обручены с этим молодым человеком, он любил вас всем сердцем, а вы отвергли его.
– Это обязанность всякой порядочной женщины, – вставила Монтале поучающим тоном. – Когда знаешь, что не можешь составить счастье того, кто тебя любит, лучше отвергнуть его.
Луиза не знала, благодарить ли ей за такую защиту или негодовать.
– Отвергнуть! Отвергнуть! Все это превосходно, – заметила Атенаис. – Но не в этом грех мадемуазель Лавальер. Настоящий грех, в котором она может себя упрекнуть, заключается в том, что это она послала на войну бедного Бражелона – на войну, где его могут убить.
Луиза провела рукой по своему холодному как лед лбу.
– И если он умрет, – продолжала безжалостная Атенаис, – это будет означать, что это вы, Луиза, убили его; вот в этом и заключается грех, о котором я говорила.
Луиза, едва держась на ногах, подошла к капитану мушкетеров, чтобы взять его под руку; лицо его выдавало непривычное для него волнение.
– Вам надо было о чем-то поговорить со мною, господин д’Артаньян? – начала она прерывающимся от гнева и страдания голосом. – Что вы хотели сказать?
Д’Артаньян, взяв Лавальер под руку, направился с ней по галерее. Когда они оказались достаточно далеко от других, он ответил:
– То, что я собирался сказать вам, только что высказала мадемуазель де Тонне-Шарант, быть может, грубо, но с исчерпывающей полнотой.
Луиза едва слышно вскрикнула и, изнемогая от этой новой раны, кинулась прочь, как бедная, пораженная насмерть птичка, ищущая тени в густом кустарнике, чтобы там умереть. Она исчезла в одной из дверей в тот самый момент, когда король появился в другой.
Первый взгляд короля был направлен на пустое кресло его возлюбленной, и, не найдя нигде Лавальер, король нахмурился, но в то же мгновение он увидел д’Артаньяна, который отвешивал ему низкий поклон.
– Ах, сударь, – улыбнулся Людовик, – вы проявили истинное усердие, и я вами весьма доволен.
Это было высшее проявление королевского удовольствия. Было немало таких, кто дал бы себя убить, лишь бы заслужить эти слова короля.
Придворные дамы и кавалеры, почтительно окружившие короля при его входе, расступились, заметив, что он желает остаться наедине с капитаном мушкетеров.
Король направился к выходу и увел д’Артаньяна из залы, после того как еще раз поискал глазами мадемуазель Лавальер, не понимая причины ее отсутствия.
Оказавшись вдали от любопытных ушей, он задал вопрос:
– Итак, господин д’Артаньян, узник?..
– В тюрьме, ваше величество.
– Что он дорогою говорил?
– Ничего, ваше величество.
– Что он делал?
– Был момент, когда рыбак, в лодке которого я переправлялся на Сент-Маргерит, взбунтовался и сделал попытку убить меня. Пленник… помог мне защититься, вместо того чтоб бежать.
Король побледнел и сказал:
– Довольно.
Д’Артаньян поклонился.
Людовик прошел взад и вперед по своему кабинету.
– Вы были в Антибе, когда туда прибыл господин де Бофор?
– Нет, ваше величество, я уезжал, когда туда прибыл герцог.
– А!
Новое молчание.
– Что же вы там повидали?
– Многих людей, – холодно ответил д’Артаньян.
Король увидел, что д’Артаньян не расположен поддерживать разговор.
– Я вас вызвал, господин капитан, чтобы отправить в Нант. Вам предстоит подготовить там для меня резиденцию.
– В Нант? В Бретань? Ваше величество предполагает совершить столь далекое путешествие?
– Да, там собираются штаты, – отвечал король. – У меня есть к ним два представления; я хочу лично присутствовать на их заседаниях.