Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3
Шрифт:
– Какое?
– Пока я с ним, несчастный господин Фуке никогда бы не сделал попытки бежать.
– Что же из этого?
– Ваше величество должны понимать и, конечно, понимаете и без меня, что самое мое пламенное желание – это узнать, что господин Фуке на свободе. Вот я и поручил его самому бестолковому бригадиру, какого только смог найти среди моих мушкетеров. Я сделал это, чтобы узник получил возможность бежать.
– Вы с ума сошли, д’Артаньян! – вскричал король, скрещивая на груди руки. – Можно ли произносить вслух столь ужасные вещи, даже если имеешь несчастье думать что-либо подобное?
– Ваше величество, я глубоко убежден,
– Удивляюсь, – сказал мрачно король, – как это вы не последовали за тем, кого господин Фуке хотел посадить на мой трон. Тогда вы располагали бы всем, чего вы так жаждете: привязанностью и благодарностью. На службе у меня, однако, вам приходится иметь дело с вашим господином и повелителем, сударь.
– Если бы господин Фуке не отправился за вами в Бастилию, – отвечал д’Артаньян с твердостью в голосе, – лишь один человек сделал бы это, и этот человек – я, ваше величество. И вам это прекрасно известно.
Король осекся. На эти откровенные и искренние слова возразить ему было нечего. Слушая д’Артаньяна, он вспомнил прежнего д’Артаньяна, того, кто стоял за пологом его кровати, – то было в Пале-Рояле, когда парижский народ, предводимый кардиналом де Рецем, пришел убедиться в том, что король находится во дворце; д’Артаньяна, которому он махал рукой из кареты по пути в собор Богоматери, при въезде в Париж; солдата, покинувшего его в Блуа; лейтенанта, которого он снова призвал к себе, когда смерть Мазарини отдала в его руки власть; человека, который неизменно был честен, предан и смел.
Людовик подошел к двери и вызвал к себе Кольбера.
Кольбер был в коридоре, где работали секретари. Он тотчас же явился на зов.
– Кольбер, вы сделали обыск у господина Фуке?
– Да, ваше величество.
– Каковы его результаты?
– Господин де Роншера, посланный с вашими мушкетерами, государь, вручил мне бумаги, – ответил Кольбер.
– Я ознакомлюсь с ними… А теперь дайте-ка мне вашу руку.
– Мою руку, ваше величество?
– Да, и я вложу ее в руку шевалье д’Артаньяна. Ведь вы, д’Артаньян, – обратился король с ласковою улыбкою к своему испытанному солдату, который, завидев этого приказного, снова принял надменный вид, – ведь вы, в сущности, не знаете этого человека; познакомьтесь же с ним.
И он указал ему на Кольбера.
– Он был посредственным слугой на второстепенных ролях, но он будет великим человеком, если я предоставлю ему высокое положение.
– Ваше величество, – пролепетал Кольбер, потерявший голову от удовольствия и страха пред ожидающим его будущим.
– Я понимаю, почему так было до сей поры, – прошептал д’Артаньян на ухо королю, – он завидовал.
– Вот именно, и зависть связывала его, не давая расправить как следует крылья.
– Отныне он будет крылатой змеей, – пробормотал мушкетер, все еще движимый остатками ненависти к недавнему своему врагу.
Но у Кольбера, подходившего к нему в этот момент, было теперь совсем иное лицо, нисколько не похожее на то, которое капитан привык видеть; оно показалось ему добрым, мягким, покладистым; в его глазах светился такой благородный ум, что д’Артаньян, отлично разбиравшийся в человеческих лицах, был смущен и почти поколеблен в своих давних предубеждениях.
Кольбер пожал ему руку и произнес:
– То, что было сказано вам королем, доказывает, насколько его величество знает людей. Бешеная борьба, которую я вел вплоть до этого дня против злоупотреблений, но не против людей, доказывает, что я хотел подготовить моему королю великое царствование, а моей стране – великое благоденствие. У меня широкие замыслы, господин д’Артаньян, и вы увидите, как они расцветут под солнцем гражданского мира. И если я не рассчитываю и не обладаю счастьем заслужить дружбу честных людей, то я убежден, что в худшем случае заслужу их уважение. А за их восхищение я с готовностью отдам свою жизнь, сударь.
Эта перемена, это внезапное возвышение, это молчаливое одобрение короля заставили мушкетера основательно призадуматься. Он учтиво поклонился Кольберу, не спускавшему с него глаз. Король, увидев, что они помирились, не стал их задерживать; из королевского кабинета они вышли вместе.
За порогом его новый министр остановил капитана и сказал:
– Возможно ли, господин д’Артаньян, чтобы человек с таким острым глазом, как вы, не понял меня с первого взгляда?
– Господин Кольбер, – отвечал капитан, – солнечный луч, светящий прямо в глаза, мешает разглядеть самый яркий костер. Человек, стоящий у власти, излучает сияние, вы это знаете, и раз вы достигли ее, зачем вам преследовать и дальше несчастного, которого постигла немилость и который упал с такой высоты?
– Мне, сударь? О, я никогда не стану его преследовать. Я хотел управлять финансами, и управлять ими единолично, потому что я и в самом деле честолюбив и особенно потому, что я глубоко верю в присущие мне достоинства. Я знаю, что золото всей страны окажется предо мною, а я люблю смотреть на золото короля. Если мне доведется прожить еще тридцать лет, то ни один денье в течение этих тридцати лет не прилипнет к моим рукам: на это золото я построю хлебные склады, величественные здания, города; я углублю гавани; я создам флот, я снаряжу корабли, которые понесут имя Франции к самым далеким народам и племенам; я создам библиотеки и академии; я сделаю Францию первой страной в мире, и притом самой богатой. Вот причины моей нелюбви к господину Фуке, который мешал мне действовать. А потом, когда я буду великим и сильным, когда Франция будет велика и сильна, тогда и я также воскликну: «Милосердие!»
– Вы произнесли это слово. Давайте попросим у короля свободу для господина Фуке. Он преследует его, думая только о вас.
– Сударь, – ответил Кольбер, – вы знаете, что это вовсе не так и что король испытывает личную ненависть к господину Фуке. И не мне говорить вам об этом.
– Она утомит короля, он забудет о ней.
– Король ничего не забывает, господин д’Артаньян… Погодите, король вызывает дежурных к себе и отдаст сейчас какое-то приказание: я не влиял на него, не так ли? Слушайте!
Король действительно вызвал секретарей.
– Господин д’Артаньян? – спросил он.
– Я здесь, ваше величество.
– Дайте двадцать мушкетеров господину де Сент-Эньяну для охраны господина Фуке.
Д’Артаньян и Кольбер обменялись взглядами.
– Из Анжера, – распорядился король, – пусть перевезут арестованного в Париж, в Бастилию.
– Вы были правы, – шепнул Кольберу капитан мушкетеров.
– Сент-Эньян, – продолжал король, – вы пристрелите всякого, кто заговорит с господином Фуке в пути.