Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3
Шрифт:
Бражелон отправился прямо к Атосу, который уже два дня находился в Париже. Граф де Ла Фер был осведомлен обо всем письмом д’Артаньяна.
Наконец-то Рауль предстал пред отцом. Протянув ему руку и обняв его, граф предложил ему сесть и сказал:
– Я знаю, виконт, вы пришли ко мне, как приходят к другу, когда страдают и плачут. Скажите же, что привело вас сюда?
Юноша поклонился и начал свой скорбный рассказ. Несколько раз голос его прерывался от слез, и подавленное рыдание мешало ему говорить. Однако он изложил все, что хотел.
Атос,
– Рауль, я не верю тому, о чем говорят; я не верю тому, чего вы опасаетесь, и не потому, что люди, достойные доверия, не говорили мне об этой истории, но потому, что в душе моей и по совести я считаю немыслимым, чтобы король оскорбил дворянина. Я ручаюсь за короля и принесу вам доказательство своих слов.
Рауль, мечущийся между тем, что он видел собственными глазами, и своею неколебимою верою в человека, который никогда не солгал, склонился пред ним и удовольствовался тем, что попросил:
– Поезжайте, граф. Я подожду.
И он сел, закрыв руками лицо. Атос оделся и отправился во дворец.
Что происходило у короля – об этом мы только что рассказали: читатели видели, как Атос вошел к королю и как вышел.
Когда он вернулся к себе, Рауль все еще сидел в той же выражающей отчаяние позе. Шум открывающихся дверей и звук отцовских шагов заставили юношу поднять голову. Атос был бледен, серьезен, с непокрытою головой; он отдал свой плащ и шляпу лакею и, когда тот вышел, сел рядом с Раулем.
– Ну, граф, – произнес юноша, грустно покачав головой, – теперь вы уверились?
– Да, Рауль. Король любит мадемуазель де Лавальер.
– Значит, он сознается в этом? – вскричал Рауль.
– Сознается, – ответил Атос.
– А она?
– Я не видел ее.
– Но король говорил о ней? Что же он говорил?
– Он говорил, что и она его любит.
– О, вы видите, видите, граф!
И Рауль сделал жест, полный отчаяния.
– Рауль, – снова начал граф, – поверьте мне, я высказал королю решительно все, что вы сами могли бы сказать ему, и мне кажется, я изложил это в простой, но достаточно твердой форме.
– Но что же именно?
– Я сказал, что между ним и нами – полный разрыв, что вы отныне ему не слуга; я сказал, что и я отойду куда-нибудь в тень. Мне остается спросить у вас лишь об одном.
– О чем же, граф?
– Приняли ли вы какое-нибудь решение?
– Решение? Но о чем же?
– Относительно вашей любви и…
– Доканчивайте.
– И мщения. Ибо я опасаюсь, что вы жаждете мщения.
– О, любовь!.. Быть может, когда-нибудь позже мне удастся вырвать ее из моего сердца. Я надеюсь, что сделаю это с божьей помощью и опираясь на ваши мудрые увещания. Что же до мести, то я жаждал ее лишь под влиянием дурных мыслей, дурных, ибо настоящему виновнику я отомстить не могу, и я отказался от мести.
– Значит, вы больше не ищете ссоры с господином де Сент-Эньяном?
– Нет, граф. Я послал ему вызов. Если господин де Сент-Эньян примет его, дуэль состоится, если нет, я не стану возобновлять его.
– А Лавальер?
– Неужели вы могли серьезно предположить, что я стану думать о мщении женщине, граф? – сказал Рауль с такою печальной улыбкой, что у Атоса, который столько пережил и был свидетелем стольких чужих страданий, на глаза навернулись слезы.
Он протянул руку Раулю. Рауль живо схватил ее и спросил:
– Значит, вы уверены, граф, что положение безнадежно?
Атос, в свою очередь, покачал головой.
– Мой бедный мальчик! – прошептал он.
– Вы думаете, что я все еще испытываю надежду, и пожалели меня. Самое ужасное для меня – это презирать ту, которая заслуживает презрения и которую я так обожал! Почему я ни в чем не виноват перед нею? Я был бы счастливее, я простил бы ее.
Атос грустно взглянул на сына. Слова, которые только что произнес Рауль, вырвались, казалось, из собственного сердца Атоса… В этот момент доложили о д’Артаньяне. Его имя прозвучало для Рауля и для Атоса по-разному.
Мушкетер вошел с неопределенной улыбкою на устах. Рауль замолк. Атос подошел к своему другу; выражение его взгляда обратило на себя внимание юноши. Д’Артаньян молча мигнул Атосу; затем, подойдя к Раулю и протянув ему руку, обратился к отцу и сыну одновременно:
– Мы, кажется, утешаем мальчика?
– И вы, неизменно отзывчивый, пришли оказать мне помощь в этом нелегком деле?
Произнося это, Атос обеими руками сжал руку д’Арта-ньяна. Раулю показалось, что и это рукопожатие заключает в себе какой-то особый смысл, не имеющий прямой связи со словами отца.
– Да, – ответил капитан мушкетеров, покручивая усы левой рукой, поскольку правую держал в своей Атос, – да, я прибыл сюда и для этого…
– Бесконечно рад, шевалье, бесконечно рад, и не только утешению, которое вы с собою приносите, но и вам, вам самому! О, я уже утешился! – воскликнул Рауль.
И он улыбнулся такою грустной улыбкой, что она была печальнее самых горестных слез, какие когда-либо видел д’Артаньян.
– Вот и хорошо, – одобрил д’Артаньян.
– Вы пришли, шевалье, в тот момент, когда граф передавал мне подробности своего свидания с королем. Вы позволите графу, не так ли, продолжить рассказ?
Глаза юноши стремились, казалось, проникнуть в глубину души мушкетера.
– Свидания с королем? – спросил д’Артаньян, и притом настолько естественным тоном, что не могло быть и тени сомнения в том, что он искренне изумлен. – Вы видели короля, Атос?
Атос улыбнулся:
– Да, я виделся с королем.
– И вы не знали, что граф видел его величество? – спросил наполовину успокоившийся Рауль.
– Ну конечно, не знал.
– Теперь я буду спокойнее, – проговорил Рауль.
– Спокойнее? Относительно чего же спокойнее? – спросил у Рауля Атос.