Виконт де Бражелон или десять лет спустя
Шрифт:
Порасспросив о солончаках, мушкетер направился к болотистой местности, оставив берег справа и углубившись в обширную печальную равнину, представлявшую собой море грязи, на котором местами серебрились отложения соли. Хорек смело ступал своими мускулистыми ногами по узеньким тропинкам, проложенным в солончаках.
Д'Артаньян, доверившись лошади, стал рассматривать три остроконечных утеса, возвышавшиеся на горизонте, точно копья, среди голой равнины.
Местечки Пириак, Батп и Круазик, похожие друг на друга, привлекли к себе его внимание. Когда мушкетер оборачивался назад, чтобы лучше ориентироваться, он видел на горизонте тоже три колокольни: Геранда, Пулигена и Сен-Жоашена. Они походили на кегли, между которыми он со своим Хорьком изображал шар. С правой стороны от него был ближайший маленький порт Пириак.
В тот момент, когда Д'Артаньян въехал туда, пять огромных барж, груженных камнем, вышли из гавани. Д'Артаньяну показалось странным, что камень вывозят из местности, где его, по-видимому, совсем нет. Со свойственным Аньяну простодушием он попробовал узнать у местных жителей причину такой особенности.
Старый рыбак ответил Аньяну, что камень не из Пириака и, конечно, не из болот.
— Где же он добывается? — спросил мушкетер.
— Его, сударь, привозят из Нанта и из Пенбефа.
— А куда его везут?
— В Бель-Иль, сударь.
— Вот как! — воскликнул Д'Артаньян тем же тоном, каким он выразил свое удивление поэту, когда просил познакомить его с секретами типографского дела. — А разве там что-нибудь строится?
— Как же, сударь. Господин Фуке каждый год ремонтирует свой замок.
— Разве он такой старый?
— Да, порядком.
«Тогда нет ничего удивительного. Каждый владелец имеет право чинить свою собственность, — подумал д'Артаньян. — Этак и мне бы сказали, что я укрепляю свой дом на Гревской площади, тогда как я просто-напросто собираюсь ремонтировать его. Мне кажется, что король получает неправильные донесения, которые вводят его в заблуждение…»
— Но все-таки, — продолжал он уже вслух, ибо возложенное на него поручение заставляло его быть недоверчивым, — согласитесь, милый человек, что камень этот везут странным путем.
— Почему же? — спросил рыбак.
— Камень доставляют из Нанта или Пенбефа по Луаре?
— Да, по течению реки.
— Это действительно удобно, но почему же его доставляют не прямо из Сен-Назера в Бель-Иль?
— Э, наши баржи плохи и непригодны для моря.
— Не все ли равно?
— Простите, сударь, вы, видать, никогда не плавали до морю, — прибавил рыбак не без оттенка презрения в голосе.
— Объясните мне это, милейший. Мне кажется, что проплыть из Пенбефа в Пириак, чтобы потом отправиться из Пириака в Бель-Иль, — все равно что совершить переезд из Рош-Бернара в Нант, а потом пуститься из Нанта в Пириак.
— По воде путь короче, — возразил невозмутимый рыбак.
— Но ведь так получается крюк.
Рыбак отрицательно покачал головой.
— Вы забываете о течении, сударь.
— Согласен.
— И о ветре.
— А!
— Конечно. Течение Луары доносит суда почти до Круазика. Если им нужно чиниться или пополнить команду, они идут в Пириак вдоль берега. Близ Пириака они встречают течение в другую сторону, которое несет их до острова Дюме.
— Хорошо.
— Оттуда течение Видены отбрасывает их к следующему острову — Гедику.
— Так.
— А от этого острова прямой путь на Бель-Иль. Море между островами как зеркало, по которому баржи плывут, словно утки по Луаре.
— А все-таки этот путь долог, — заметил упрямый Аньян.
— Да уж так приказал господин Фуке, — заключил рыбак, в знак почтения к этому имени приподнимая свою шерстяную шапку.
Быстрый и проницательный, как стальное лезвие, взгляд мушкетера открыл в сердце старика только наивную доверчивость, а в его чертах выражение полного и спокойного удовлетворения. Он произнес «так приказал господин Фуке» таким тоном, каким говорят: «воля божья».
Д'Артаньян потрепал по шее своего коня, и тот, еще раз показав свой прекрасный характер, двинулся в путь, ступая по солончакам и втягивая ноздрями сухой ветер, пригибавший прибрежные травы и жалкий вереск.
К пяти часам мушкетер приехал в Круазик.
Если б Д'Артаньян был поэтом, он залюбовался бы громадными отмелями шириной в целое лье, которые во время прилива покрываются водой, а когда море отступает, тянутся серыми, унылыми полосами, усеянными водорослями, мертвыми травами и белыми редкими валунами, напоминающими кости на кладбище.
Но он — солдат, политик, честолюбец — не находил утешенья даже в том, чтобы смотреть на небо и читать в нем надежду или предупреждение.
Для такого человека, как он, багровое небо означало только ветер и бурю. Белые легкие облака на синеве небосклона говорили всего лишь, что море будет спокойным. И Д'Артаньян решил:
«При первом же приливе я поплыву, хотя бы в ореховой скорлупе».
В Круазике, как и в Пириаке, мушкетер заметил на берегу громадные груды камней. Эти исполинские стены убывали с каждым приливом, так как камень увозили на остров Бель-Иль, что подтверждало подозрения, явившиеся у него в Пириаке.
Но что сооружал Фуке? Чинил ли он разрушенную стену? Возводил ли новые укрепления? Чтобы узнать это, надо было увидеть.
Д'Артаньян поставил Хорька в конюшню, поужинал, лег спать, а на следующий день, на рассвете, уже расхаживал по гавани, вернее, по гальке.
На отмели несколько рыбаков беседовали о сардинах и креветках.
Аньян подошел к ним с веселой, приветливой улыбкой.
— Будет сегодня ловля? — спросил он.
— Да, — ответил один из рыбаков, — мы ждем прилива.
— А где вы ловите рыбу, друзья?
— У берегов.
— А где ловится лучше?
— В разных местах, например, близ острова.
— Но до острова далеко.
— Не очень. Четыре лье.
— Четыре! Да это целое путешествие!
Рыбак расхохотался.
— Послушайте-ка, — наивно заметил Аньян, — ведь на расстоянии четырех лье уже не видно берега. Правда?
— Не всегда.
— Ну… словом, это далеко, даже слишком далеко, не то я попросил бы вас взять меня с собой и показать то, чего я никогда не видал.