Виктор Авилов
Шрифт:
«Воланд у каждого свой! — говорил Авилов в том же интервью. — Хотя он и достаточно подробно описан Булгаковым: разноцветные глаза, половина зубов платиновая, другая половина — золотая. Но не хотелось делать упор на эти внешние приметы.
С Воландом вообще никакого особого решения не было. Я прибег к обычному актерскому ходу. К концу спектакля мой герой „тяжелеет“, начинает говорить на очень низких тонах, чуть ли не рычит. А чтобы был больший разгон, разброс, можно было начать легко. А почему бы ему вначале и не подурачиться? Вся его свита озорничает по ходу романа.
Вообще, это спорный персонаж. Он же даже не человек, а некая космическая субстанция, богоравная. Как его играть?»
Присутствуя на нескольких репетициях,
«Каждому будет дано по его вере», — медленно, убежденно, без какого бы то ни было пафоса произносил Воланд Виктора Авилова, пристально всматриваясь в темнеющий перед ним зрительный зал, и вряд ли находился там хотя бы один человек, который не ощутил бы, что взгляд и слова устремлены непосредственно на него. Это была полная, абсолютная власть над залом, над всеми вместе и над каждым из зрителей в отдельности.
Критик и переводчик Наталья Шведова писала: «Что же это за роковая роль — Воланд из „Мастера и Маргариты“ Булгакова, известный также под именем Сатаны?.. Как он вяжется с несомненным светлым началом в человеческой природе актера? Демоничность Авилова обманчива, это игра, „поиск в противоположном направлении“ (слова Гамлета). Побеждать в себе дьявольское, играя Дьявола. Заставлять зрителя содрогаться от чудовищно сильного взгляда Воланда, от его холодных усмешек, от голоса, идущего из потусторонних глубин. Заставлять сомневаться и искать истину — вновь в „противоположном направлении“, то есть в светлом».
Да, именно таким путем он и шел — заставляя искать и находить светлое в темном, божественное в отрицающем Бога, торжество справедливости там, за крайним пределом земной жизни…
В одном из интервью 2004 года, отвечая на вопрос корреспондента Владимира Желтова о «Мастере и Маргарите», Виктор Авилов говорил: «Трудно определить вообще кто есть кто в булгаковском романе. Да и сам роман настолько неоднозначен!.. Когда я начал задумываться о земном бытии, понял, что у нас принято Бога представлять достаточно примитивно. Мне кажется, что над Богом есть еще Бог. И тот, Верховный Бог, вызвал однажды к себе двух лучших своих учеников и сказал им: „Вот там далеко есть планетка Земля. Ты будешь (я так примитивно объясняю) на Земле Богом. А перед тобой, ввиду того, что ты более талантливый и более одаренный, ставится более сложная задача: ты будешь на этой Земле Дьяволом“. Я серьезно занимался философией и теософией, так что на эту тему мы можем проговорить долго.
Вы знаете, мне кажется, что спектакль „Мастер и Маргарита“ в общем своем звучании получился у нас довольно светлый. Мне нравится играть Воланда. Но я не с Воланда начал. Я к Воланду пришел… И когда у меня спрашивают: „Вам не страшно было за Воланда браться?“ — я отвечаю: на одной чаше весов у меня — Воланд, на другой — Ланцелот. Он же — Георгий Победоносец. В финале первого акта у Шварца есть великолепнейший монолог, обращенный к зрителю: „Эй вы, не бойтесь! Это можно — не обижать вдов и сирот. Жалеть друг друга — тоже можно. Жалейте друг друга! Жалейте! И вы будете счастливы. Это правда, это чистая правда! Это самая чистая правда, какая есть на земле!..“».
Эта пространная цитата очень многое объясняет в «творческой
Критик Наталья Казьмина писала в журнале «Театральная жизнь»: «Белякович схватывает в „Мастере и Маргарите“ главное — это московский роман, изобилующий подробностями быта, топографии, атмосферы, красок, запахов и фантазий, типично московских… Он угадывает в романе и еще очень важное — это роман грозы, тут жестяные щиты, придуманные им вместо декораций, оказываются незаменимы, они гудят и шепчут, гремят и рассыпаются дробью, с их помощью совершается полет фантастической четверки над городом… Три темы романа, три его стилистических пласта — бытовой, фантастический и библейский — связаны, как веревочкой, одной сладкой Булгакову мыслью — о неразрывности вечного зла и вечного блага, о тщете и вечности человеческих усилий по переустройству мира, о вечном поражении человека и воспитании чувств в этой борьбе».
Спектакль «Мастер и Маргарита» в творчестве Театра на Юго-Западе явился своего рода знаком обновленной эстетики и углубившейся мысли. И, несомненно, он стал серьезным и абсолютно, безо всяких скидок, выигранным испытанием для Виктора Авилова. Роли подобного уровня в его актерской копилке не было ни до, ни после. Тем более что к мистике Виктор относился более чем серьезно. Галина Галкина вспоминает: «Вообще, много читал обо всех оккультных вещах. Чувствовал в себе силы, способности. Но и не очень справлялся со своей энергетикой. Поэтому много читал. Пытался понять, что это такое, откуда, почему… Согласитесь, очень интересно, хотя бы в рамках спектакля, побыть… не человеком. Особенно интересно тому, кто хотел понять в этой жизни больше, чем другие… Возможно, его „внутреннее“ соприкосновение с дьявольством Воланда… Что он хотел понять, прикасаясь к чему-то запретному? Стою над пропастью. Еще шаг и, возможно, кувыркнусь. Или я, или меня. Он хотел максимализма во всем. По-другому жить ему было просто неинтересно».
В одном из телевизионных интервью Виктор Авилов сказал с некоторой долей вызова: «Захочу — будут смеяться, захочу — будут плакать…» Преувеличения, актерской бравады в этих словах не было — он действительно мог делать со зрителями то, что хотел. И — делал…
Незадолго до смерти Авилова интервьюер израильской газеты задала ему вопрос: «…Вы ведь — буквально экстрасенс? И даже лечили людей своей энергетикой?»
Виктор ответил, засмеявшись, вероятно, от смущения: «Ну, знаете… Я этим очень интересовался, пытался практиковать, мне было интересно — есть ли это вообще или это сказки. И я понял, что да, это есть, да, это существует. Потому что у меня все это получалось. Я даже диагностировать не могу, но нескольких человек вылечил. Одну девушку за два дня избавил от наследственной экземы. Я не собирался это афишировать, заниматься широкой практикой. Я этим же самым занимаюсь на сцене — совершенно сознательно работаю с биоэнергетикой.
— Вы чувствуете, что на ваших спектаклях происходит равноценный обмен? То, что вы отдаете залу, вы получаете от зала взамен?
— Да! Бывают такие счастливые минуты! К сожалению, они не так часты, как хотелось бы».
О глазах Воланда, забыть которые невозможно, точно сказала Наталья Шведова: «Перегоревшие в адском огне». Они действительно были мертвыми и одновременно, на удивление, проницательными, мудрыми. В них словно отражалась Вечность — с ее покоем, безразличием к нашим мелким радостям и горестям, с ее знанием всего, что было, есть и будет на этой земле, под этой луной.