Виктор Цой
Шрифт:
Тихий и размеренный ход лета и запланированную ежегодную поездку на море в Малоречку пустила «под откос» повестка из военкомата. Про Цоя вспомнила Советская армия.
Алексей Вишня: «Цой же вообще тогда стал ко всему относиться очень нервозно: над ним плотно завис армейский призыв, он очень дергался и начал со всеми ругаться…» [135]
Раньше Цой успешно избегал воинской повинности, учась в разных ПТУ, которые привлекали его как раз с этой точки зрения, потому что оттуда не забирали в армию. Но как только он получил диплом и устроился на работу, военкомат решил за-нятся им всерьез. По словам Марьяны, он уже был Виктором Цоем и никак не мог уйти в армию. Родители же Виктора, как и подобало порядочным советским людям, считали совершенно иначе.
135
Из интервью автору.
Инна
136
Из интервью автору.
Марьяна Цой вспоминала, что в один из дней обдумывания возможностей избавиться от нависшей над ним проблемы Виктор полушутливо-полувсерьез сказал ей: «Я уйду в армию, а ты тут замуж выйдешь». Марьяна посоветовала Цою выбросить эту ерунду из головы, потому что прекрасно понимала, что речь идет вовсе не о ее замужестве, а о том, что Виктор на самом деле просто не мог на два года уйти от рок-н-ролла на службу в армию. Тем более что у призывников с восточной внешностью были более высокие шансы попасть в Афганистан, где шла война.
Несмотря на негодование родителей, Виктор по совету друзей решил «закосить» под психа — это была единственная возможность получить освобождение от службы в армии. С помощью Марьяны Цой расцарапал себе вены, и ему вызвали «скорую», после чего он оказался в психиатрической больнице № 2, расположенной на набережной реки Пряжка.
Юрий Каспарян: «Марьяша потом рассказывала, как Цоя на Пряжку укладывали. Там нужно было “косить” под маниакально-депрессивный психоз. Порезать вены посильнее. У Марьяны был договор с кем-то из знакомых, что Цоя туда возьмут, но нужно было что-то показать “скорой”. А Цой терпеть не мог крови. Для него порез на пальце уже был трагедией. Он же гитарист был… В общем, вызвали они “скорую”, приехали врачи, а Цой сидит такой от смущения розовый, на руках он себе нацарапал слегка так… И всё же его забрали» [137] .
137
Из интервью автору
Александр Аксенов, Рикошет: «Когда я “косил” армию, то, наученный старшими товарищами, я нарисовал себе серой от спичек шрамы на руках, которые воспалились через день, а через два дня уже была полная иллюзия того, что человек чуть ли не пилой перепиливал себе руки… Опять же наученный старшими товарищами, я пошел в психдиспансер с сообщением о том, что не хочу жить. Тут же приехали санитары… Меня положили в дурдом на Пряжке (река в Питере). Это знаменитый дурдом, ведь там лежали такие знаменитые люди, как Цой и Свинья… Вот и я отметился в этом заведении…» [138]
138
Из воспоминаний Александра Аксенова, Рикошета.
Цой, памятуя о рассказах друзей, уже «откосивших» от армии таким способом, представлял две недели в «психушке» веселым приключением, но, увы, ему не повезло. По прихоти врача, заподозрившего молчаливого допризывника в симуляции и пытавшегося вывести его на чистую воду, Виктору пришлось провести в дурдоме полтора месяца, после чего он был выписан «законным советским психом». По словам Марьяны, он покинул лечебное учреждение «почти прозрачным».
Марьяна Цой: «На Цоя было страшно смотреть. Когда его выписывали, я еле дотащила Витю до машины и повезла домой — на очередную квартиру, которую мы тогда снимали. И вот просыпаюсь часа в два ночи, Цоя нет рядом. Выхожу на кухню: в темноте кромешной он что-то корябает карандашиком на разорванном спичечном коробке. Это был текст “ Транквилизатора”…» [139]
139
Житинский А., Цой М. Виктор Цой. Стихи, воспоминания, документы. СПб.: Новый Геликон, 1991.
Юрий Каспарян: «Из больницы он принес две песни: “Транквилизатор” и “Я иду по улице в зеленом пиджаке…”. По поводу последней сказал: ты рок-н-роллы любишь — вот тебе, пожалуйста… Ну, чтобы мне было понятно что играть, потому что я, кроме рок-н-роллов, ничего не играл тогда практически…
Я выхожу из парадной, раскрываю свой зонт. Я выхожу под поток атмосферных осадков. Я понимаю, что это капризы природы. Мне даже нравится чем-то эта погода. У-у, транквилизатор… Метеоролог сказал, дождь будет недолго. Я разобрал весь приемник, как опытный практик. Ты понимаешь, что мне было трудно сдержаться. Мне даже нравится этот, такой мой характер. У-у, транквилизатор…» [140]140
Там же.
Вскоре Цой решил дать Каспаряну возможность одному поработать над материалом — возникла необходимость сделать демонстрационную запись новых песен. Цой начал подыскивать варианты, где можно было бы осуществить задуманное, и тут подвернулось предложение Вишни, ученика Андрея Тропилло. К тому времени, при участии Тропилло, Вишня собрал у себя дома небольшую студию, которую назвал «Яншива Шела». Это нелепое название по всем правилам конспирации того времени скрывало имя самого звукорежиссера.
Как вспоминал Алексей Вишня: «С Рыбой мы перестали общаться. Он часто ездил в Москву и играл с Сергеем Рыженко, а я позвонил Цою. Несколько раз разговаривал с его мамой, но Виктора не было. “Он в больнице”, — отвечала мама. “Ой, а что с ним?” — пытался я разузнать хоть что-нибудь. “Диабет”, — отвечала мама… Про то, что Цой лег в дур-ку, я не знал…» [141]
«Наконец ответил Виктор: “Привет!” — “Витя, привет, это я! Ты что ваще, как ты себя чувствуешь?” — “Нормально…” Я не знал, как продолжать разговор. Чувствовал — что-то изменилось, что-то произошло с Виктором: “Вот, хотел вас в гости пригласить”. — “На какой предмет?” Виктор держался подчеркнуто сухо. “Я магнитофон новый купил, давай попробуем сделать запись?” — “Зачем?” — “Как зачем, чтобы записать новый альбом”. — “Я не совсем понимаю, зачем это нужно, Леша”. — “Как зачем? Да приедь, посмотри, что тут у меня”. — “А ты уже пробовал писать кого?” — “Да нет, вот сам пробовал, записал пару болванок…” — “И что?” — “Нравятся! Приезжай, сам послушаешь”. — “Ну хорошо. Я позвоню завтра, может, решим как с Марьяшей”. В течение двух дней они приехали. Решили что-нибудь записать. Всё было уже настроено и полностью готово к творческой работе, что не могли не заметить музыканты. Не успев оглянуться, они записали уже первую болванку песни “Троллейбус”. Юра играл соло, Витя пел, аккомпанируя на две-надцатиструнке, а я стучал по картонной коробке клизмой, насаженной на отвертку… Когда мы пили чай, любые паузы я старался заполнить новым на тот момент релизом “ДК”. Цою очень нравился “Новый поворот”, где вокалист безжалостно визжал: “Вооо-оот, новый повороооо-ооот. Что он нам несет — вино или компот. Или наблюет нам за шивороооо-оооот”, — Витя радостно подпевал магнитофонной записи и танцевал руками… В очередной песне я тоже нашел себе дело: Каспарян играл восьмыми нотами, а я вертел ручку панорамы, перебрасывая восьмые поочередно, из одного канала в другой. Мы сами не заметили, как все болванки уже записались. Достаточно было еще одного приезда, и запись будет готова. Так и случилось: в следующий раз Виктор приехал один. Мы где-то что-то подчистили, я склеил номера в нужном порядке и говорю: “А знаешь, как круто было бы альбом назвать? ‘Сорок шесть!’” Виктор рассмеялся, выразив тем самым согласие. По крайней мере мне это так показалось… Он попросил сделать несколько копий и увез их с собой. На следующий день был понедельник, и я отнес новый альбом на работу — дал копию парням. Потом одни друзья приехали послушать — забрали копию. Затем другие… В конечном итоге запись распространилась по всему городу…» [142]
141
Вишня А. Поминальные заметки о Викторе Цое. Specialradio.ru, 17.12.2007.
142
Там же.
Цой же, по воспоминаниям близких ему людей, к примеру Марьяны, никогда не воспринимал «Сорок шесть» как полноценный альбом группы «КИНО», хотя и смирился с тем, что запись «пошла в народ». Но для него она так и осталась демонстрационной лентой, рабочим материалом для Каспаряна, каковой, собственно, она и являлась. Кстати, практически при всех переизданиях коллекции альбомов группы «КИНО» (за исключением переиздания 1996 года) «Сорок шесть» и «Неизвестные песни» не считались альбомами и не издавались. То есть за альбомом «Сорок пять» шел сразу альбом «Начальник Камчатки»…