Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
По дороге домой она размышляла. Итак, Уильям Смит, поэт, около сорока лет от роду, не выпустивший пока ни одного стихотворного сборника, отправляется в Костволд, где снимает дом, чтобы, по его словам, всерьез отдаться работе. Однако так ли это? Да, он утверждает, что написал уже немало новелл, печатавшихся под псевдонимами, но ведь стихи — это нечто совсем другое. Сегодня он продемонстрировал, что владеет поэзией в двух ее проявлениях. Телесное — превзошло все ее ожидания: он сумел заставить девушку почувствовать, что и она способна летать. Тем не менее, письменный образчик его творчества настораживал.
Является ли Уильям Смит на самом деле Уильямом Смитом? Во время первой их встречи он был занят тем, что, по его словам, мастерил ловушку. Дело это он так и не закончил, просто положил обратно дерн, сказав, что утратил доверие к этой конструкции. Перед тазами ее вновь встало его настороженное лицо, когда он в тот раз рылся в саду. Почему Билл словно застыл на мгновение, когда она как-то, ненароком заглянув к нему под стол, обнаружила там стопку газет на непонятном языке? Почему рассказы его становились невнятными, едва только речь заходила о его прошлом? Пару раз при этом он даже сам себе противоречил. Неужели все поэты такие таинственные?
И разве не должен поэт, пишущий по-английски, прежде всего в совершенстве владеть родным языком? Нет, говорил-то он всегда правильно, однако иногда внезапно умолкал, будто сомневался в элементарных грамматических конструкциях или же подыскивал точную формулировку.
Стихотворение о птице было великолепно. Даже слишком хорошо написано.
Когда девушка распахнула дверь квартиры владельца антикварной лавки, миссис Бентли была уже на ногах; стоя у плиты, она жарила яичницу с беконом. Мэрион так и подмывало все ей рассказать, признаться, что это субботнее утро было для нее совсем не обычным. Однако сперва она решила развеять кое-какие появившиеся у нее сомнения.
Поднявшись к себе, девушка вынула из кармана листок и перечитала стихотворение. Подойдя к уставленной книгами полке, она сняла с нее пухлый томик «Полного собрания стихотворений Томаса Гарди», раскрыла и начала перелистывать дрожащими руками. Оно нашлось почти сразу же. «В церковном дворе на могиле сырой…»
«Но почему? — думала Мэрион. — Почему?!»
Письмо от отца
Аните пришлось забирать с почты самой, однако это только доставило ей удовольствие. Вернувшись со Свендсенами из Финляндии, куда они ездили все вместе в отпуск на автомобиле, она нашла адресованную ей записку из почтового отделения Сингсакера, что на ее имя получено заказное письмо. «Какой-то тайный поклонник», — решила Хеге, однако ее мать, фру Свендсен, придерживалась иного мнения — она считала, что это какая-то официальная бумага относительно переезда Аниты к ним.
Хеге оказалась почти права, однако Анита ни словом не обмолвилась ни о содержании письма, ни, тем более, о том, как зовут этого поклонника. Придя на почту и получая конверт, она уже догадывалась, от кого послание. Дрожа от нетерпения, она некоторое время шла по Эйдсволльсгате, пока на глаза ей не попался какой-то газон; усевшись прямо на траву, она решилась, наконец, внимательно осмотреть письмо. «Свендсену для передачи Аните Ларсен, Риддерволльсгате…»Сперва она почувствовала небольшое разочарование: по ее расчетам отец не мог знать, что она сюда переехала, — ведь это случилось через неделю после того, как он исчез. Однако марки на письме были английские с изображением королевы Елизаветы. Штемпель на конверте был поставлен 8 июля, другими словами, отправлено оно было за два дня до того, как они со Свендсенами уехали. Под датой ясно видны были буквы: БАТ. Сердце у нее забилось. На обратной стороне значилось имя и адрес отправителя: «Саймон Дейвис, 15, Гай стрит, Бат, Эйвон БА1 2ДУ, Великобритания».
Старший инспектор Рённес, помнится, говорил что-то о том, что отца видели в Англии. Если папе приходится скрываться, рассуждала она, то имя и адрес эти наверняка вымышленные. Папа хитрый.
Вместе с тем она пыталась заставить себя не думать о причинах, по которым отцу приходится прятаться.
Анита вскрыла конверт и достала из него сложенный листок. В него было вложено десять купюр, каждая достоинством в двадцать фунтов. Она лихорадочно развернула листок и начала читать: «Дорогая моя малышка Анита…»Обычно она протестовала, когда ее называли «малышкой», однако теперь, едва она прочла эти слова, как слезы хлынули из глаз и закапали на машинописный текст, размывая строчки. «Мне вдруг показалось, что ты ждешь не дождешься какой-нибудь весточки от своего гадкого папки. Ведь ты, вероятно, единственная, за исключением мамы, кто не поверил в то, что я умер…»
За все свои вот уже скоро пятнадцать лет жизни Анита Ларсен никогда еще не получала подобного письма. Читая, она попеременно то всхлипывала, то улыбалась. Конечно же, она ни минуты в это не верила! «Но учти, Анита, ты — единственный человек, которому я пишу, потому что мне важно, чтобы именно ты не думала обо мне плохо. Надеюсь, ты так и не думаешь, ведь ты же ушла от мамы. Она сама рассказала мне об этом, когда однажды мы с ней встретились уже после моей «смерти». Знаешь, где это было? На Фрейе. Я прятался там до самого отъезда в Англию, и мама каким-то образом об этом догадалась. Однако по различным причинам она никому ничего не стала рассказывать, даже тебе…»Отец был прав. Мать ни словом не обмолвилась о том, что встречалась с ним уже после исчезновения. Что же такое произошло между ними на Фрейе? «Думаю, тебе не стоило из-за меня огорчать маму, однако если ты считаешь, что у Свендсенов тебе будет лучше, — оставайся у них. Только бы они оказались действительно хорошими людьми…»
Мимо с грохотом проехал сингсакерский автобус, но девочка его даже не слышала. Читая письмо, она время от времени кивала, находя все новые подтверждения своим догадкам, что у отца были весьма веские причины для бегства. «Нет, я живу сейчас не в Бате, но чтобы послать заказное письмо в Норвегию, тут на почте требуется сообщить свое имя и адрес. Очень надеюсь, что эти строки дойдут до тебя, и ты будешь единственным человеком, который прочтет мое письмо. Кстати, прочитав, спрячь его как следует или еще лучше — сожги. Ты, наверное, ломаешь себе голову, почему я все так сделал. Объяснить это довольно трудно, так что уж поверь мне на слово — я вовсе не хочу доставлять тебе лишних волнений. Просто у меня не было иного выхода. Когда ты подрастешь, Анита, мы, вероятно, сможет встретиться, и тогда я тебе все расскажу. А пока что я время от времени буду высылать тебе небольшие суммы (загляни в конверт), чтобы хватило на образование и на разные карманные расходы…»
Анита почувствовала, что внутри у нее поднимается какая-то горячая волна, и снова расплакалась, украдкой смахивая слезы, от души надеясь, что прохожие не заметят, до чего она взволнована. «К сожалению, сейчас ты не можешь мне писать, хоть мне и очень хотелось бы узнать, как у тебя дела. Рано или поздно, но я постараюсь установить двустороннюю связь между нами. Да, только ты и я. Если, конечно, ты этого захочешь…»Захочет ли она?! На мгновение Аните показалось, что ей снова пять лет и у них с папой опять свои секреты, в которые они не посвящают никого на свете. Кроме всего прочего, письмо наполняло ее восхитительным чувством: наконец-то она что-то для кого-то значит. Причем значит многое. По-видимому, гораздо больше, чем все другие. Отец доверяет ей, он уверен, что дочь сумеет сохранить тайну, что на нее можно положиться. А уж как она эту тайну будет хранить, как будет думать о ней, согреваться ею в трудные минуты!
Однако в письме было еще кое-что. Между прочим, он вскользь касался своего житья-бытья в Англии: «Сейчас я живу в деревне, в старом каменном доме. По-английски он называется «коттедж», ну да ты это знаешь. Многие тут в округе держат лошадей. Вот было бы здорово, если бы ты могла сюда приехать — ведь ты так любишь кататься верхом. Люди тут простые и хорошие. Если мне бывает что-то нужно, я езжу за покупками в Шерстон».
И последний абзац: «Иногда я поступал с тобой не слишком хорошо, но одному Богу известно, как я все же тебя люблю. Ужасно обидно, что не могу взять тебя сюда, к себе; я очень по тебе скучаю. Скоро я снова тебе напишу, если обещаешь никому на свете не рассказывать, что получила это письмо. В противном случае мне придется снова переехать на новое место и прекратить переписку. Сейчас я занят одним очень важным делом, так что не верь тем гадким слухам, которые наверняка ходят у вас обо мне. Крепко обнимаю и целую тебя. Твой папа».