Викторианский роман о несчастной Эмилии. Отрывок
Шрифт:
Что ж – не эта работа, так другая.
Люблю.
Твоя Эмилия.
Мама,
Не верь Мардж и не огорчайся. Это точно не было бы легко, даром, что мальчишке девять. Конечно, девять – не шесть и не пять, но проще бы в этом случае от того не стало. А то, что они чуть ли ни четвертью Австрии управляют, или Европы… или Германии – какая нам разница? Мы с тобой с того богаче не станем.
Найду я еще себе место.
Просто не буду больше носить крапчатые перчатки.
И
Не переживай!
Мама,
Как здорово было тебя услышать! Я так соскучилась!
А подробностей и нет. Ты говоришь – расскажи, расскажи подробности, как все-таки взяли. Но их нет. Просто Мардж пришла домой во вторник и сказала, что меня берут. Не сразу на море на виллу, сначала испытательный срок в поместье здесь, под Веной. Будем там неделю-полторы. Конверт с жалованьем вручили сразу.
Вместе с целой книгой письменных указаний.
Она Библии толще.
Серьезно. Бедный ребенок. Вот повернутая мамаша. Мне передали целый кирпич с его расписанием, указаниями, как обращаться, что говорить, что не говорить… ночью буду штудировать.
И пора, похоже, разживаться вдовьими платьями.
Черный, коричневый, синий.
Но вообще, с маменькиными сынками обычно не сложно, занудно – это да, но не сложно.
Хоть то – хорошо.
Захожу я к нему в детскую.
Поместье – огромное. Зеленое. Удивительно. Доставили – ммм… это же не машина – дворец. Женщина та, Аннабель, она и повар, и экономка – приятнейшая дама. Но занята очень. Еще расскажу.
Так вот, захожу я к нему в детскую.
И не сразу. У него же расписание. Утром – занятия, обед, конная прогулка, плавание, полдник, и вот только тогда поднимаюсь, значит, к нему.
Лежит на кровати.
В полумраке.
Все портьеры задернуты.
Вообще, когда б у меня такое расписание было, я б, наверное, тоже слегла.
Подумала, что спит, но нет – присел.
И ты не видела таких детских. Это ж там целый дом уместить можно. Или игрушечный магазин – лошади, поезда, корабли, самолеты, завалы из книг, мольберты, карандаши по всему полу, конструкторы, гайки, гвозди, карты, атласы и кровать с балдахином. Темно-синим таким балдахином. И вот он на ней приподнимается, смотрит.
Я: Ты устал?
ОН: Нет.
Тишина.
Подходишь поближе.
Я: Уснул?
ОН: Нет.
Я: А что ты делал?
ОН: Думал.
Я: О чем?
ОН: О разном.
Тишина.
ОН: Не открывай окна. Там жарко.
Я: Там солнечно, славно…
ОН: Выйди и подыши.
Тишина.
Решила пока не дергать.
Я: Ты любишь холод?
ОН: Я не люблю жару.
Я: Так о чем ты думал?
ОН: О пророке.
Молчание.
Я: Тебе хочется предсказывать будущее?
ОН: Нет. О Пророке. Нет бога кроме Аллаха и Мухаммад пророк его.
Так. Это будет сложнее, чем казалось.
Я: И как Мухаммад? Приятный парень?
ОН: Почему? У тебя же жених.
Так.
Я: А что, Мухаммад не одобрял женихов?
ОН: Ну… он вообще не многих одобрял, но какая разница, приятный он или нет?
Да.
Я: А что ты о нем думал?
ОН: Что он зря налоги не брал.
Я: Ну он же пророк бога.
ОН: Это не повод не брать налоги.
Я: Да… смерть и налоги.
ОН: Что?
Я: Неизбежны только смерть и налоги – английская поговорка такая.
ОН: Не было гвоздя – подкова отпала, подкова отпала – лошадь захромала, лошадь захромала – генерал убит, конница разбита, армия бежит. Враг вступает в город, пленных не щадя, оттого что в кузнице не было гвоздя. Мой любимый английский стишок. Что-то еще?
Я: Как, извини?
ОН: Что-то еще, Эмилия?
Я: В смысле, пошла вон?
ОН: Если хочешь, оставайся, только отсядь с кровати вон на ту лошадь, а то ты мешаешь мне думать.
Я: О пророке и налогах?
ОН: О разном.
Я: А что ты еще читаешь?
ОН: Светоний. Жизнь двенадцати цезарей.
Я: У тебя есть вообще какие-то любимые игры?
ОН: Эмилия, у меня будет время после ужина, в семь сорок пять, давай поговорим тогда.
Я: Кого ты любишь из своих братьев?
ОН: В смысле, кого терпеть легче?
Я: Ты вообще кого-нибудь любишь?
ОН: Джона.
Я: Кого?
ОН: Джона. Лошадь такая, английская верховая. Не видела? Серый такой, в конюшне.
Я: Из людей.
ОН: А ты?
Я: Конечно!
ОН: Молодец. Вот и молодец. Иди, Эмилия.
Зачем ему гувернантка?
И дисциплина?
Особенно – дисциплина.
После ужина разговорились мы вовсе не с ним, но с Аннабель. Благо наши спальни через дверь. Она забежала узнать, как прошел мой первый день.
Странно.
Вся моя работа состояла из отчаянных усилий сделать вид, что я работаю.
День у парня расписан по минутам. Из комнаты своей он меня практически выдворил, уроки сделал сам. Английский я ему подправляю, но то скорее оговорки, чем ошибки.
Познакомил меня с Джоном.
Джон сначала долго косился, потом сожрал мое яблоко, потом цапнул меня за палец. Истинно английская лошадь.
Причем сам к лошади не подошел. Почему? – спрашиваю. Ты же его любишь.
А после него руки мыть, – отвечает, – Амалия настаивает.
Такая вот у парня любовь.
Но – Аннабель.
Кстати, комната моя прехорошенькая, голубые обои, белый гарнитур – кукольная просто комнатка.
У Аннабель – желтая, с камином.
У меня камина нет, но своя ванная. В одной моей ванной целая глостерская квартира поместится.