Вилка Еретика
Шрифт:
Одобрительные возгласы из разных концов толпы постепенно сливались в общий одобрительный гогот. Я безумно радовался, что столь наивная речь постепенно обретала форму, и на кураже моё воодушевление помогало формулировать предложения.
— Новый призыв — это новая возможность всего человечества выбраться из долгой череды неудач, связанных с затянувшимися военными операциями. В этот раз, самый последний, мы сплотимся и единым ударом уничтожим каждую гусеницу, что планировала или уже появилась на свет!
Они аплодировали мне, а я про себя смеялся. Повезло, что они приняли эту истерику за воодушевление. На самом деле страх во мне был столь огромных размеров, что неровен час и я бы обоссался. Сначала от ужаса, потом уже от смеха.
— При сложившихся обстоятельствах я с гордостью принимаю ответственность, возложенную на меня Советом и самим Троебожием, во славу которого поведу вас к величию человеческого рода на всём Плутоне. Я считаю, что только при полной самоотдаче каждого Гражданина мы искореним насекомых с нашей планеты, чтоб создать самое прочное общество во всей Солнечной системе.
Они посрывали с себя кители, кинули их в воздух. Молодые тела юношей блестели от пота. Они так погрузились в патриотический транс, что взмокли до блеска. Даже инструкторы визжали и свистели, а Жол выполз из своей рубки, одиноко наблюдая с высоты за всем представлением.
— Я искренне верю, что служу великой цели — установление мира на Плутоне, поэтому принимаю бремя вашего наставника. Повторюсь и напомню, что для меня честь находиться с вами в рядах Пурпурной армии. Вместе мы раз и навсегда освободим наш дом от Анухе, и Плутон будет принадлежать лишь обществу Людей. Слава Совету, слава Троебожию!
Хотелось придумать что-то ещё, но я и так ударился в самоповторы. Благо, всему составу «Вар» этого хватило с лихвой. Что-то на них подействовало отдельно. На мне не было медалей, а в общей сводке числятся лишь скромные грамоты да электронные награды. Я не был военным калекой или лицом с экранов на уроках Веры в Совет. Я — обычный рядовой Пурпурной армии, которому по стечению самых разных обстоятельств пришлось вернуться к ремеслу войны. Эта честь вызывала в молодом поколении ураган тестостерона. Перед ними живой пример величия обычного человеческого организма над природой космоса — обтянутый в кожу скелет перелетал от планеты к планете и всё ещё не растерял свою долгую историю. Солнце тому свидетель — мы выживем любой ценой, а надежда на светлое будущее действует как самый сильный и долгий в мире наркотик. Экс с ним и рядом не стоял. Тем более если кто-то более авторитетный убеждает тебя, что и раньше ты был прав…
Возгласы практически оглушали. Я выключил микрофон и похлопал сам себе. Остальные подхватили, подумав, что обращаюсь к ним. Меня это устроит, ведь неровен час, и шаткая любовь новобранцев рухнет, оставив меня за пределами заслуг Пурпурной армии. Если величие не в силе, то точно в умении приспосабливаться к самым трудным и мерзким условиям существования. Этим я и занят. Благо, сам себя не буду корить за лицемерие, ведь попросту спасаю собственную жизнь и благополучие Пим. Представить трудно, что с ней будет, если меня признают Еретиком. С таким клеймом даже на улицах Города будет стыдно показаться по дороге к изгнанию, не говоря уже об успешном участии в жизни общества. Всё ради Пим, всё ради моей любви.
Они не думали прекращать овации. Всё хлопали и хлопали. Я ощутил себя полным идиотом, якобы поверил их одобрению и чистой любви, как к старшему по званию и более опытному воину. Первый шаг я сделал тогда, когда толпа совсем вплотную прижалась к трибунам. Пришлось отступить, пот на лбу врезался в глаза, стёкший с бровей. Я смахнул их так небрежно, что чуть не оцарапался. С одним прикрытым веком попятился назад, пытаясь скрыться от потерявшей контроль толпы. Понимаю их, каждого без исключения, они только выпустились, и в юношеских телах кипит кровь, жаждущая победы прямо сегодня и ни минутой позже.
Повезло, за трибунами ширма скрывала несколько возможностей отхода. Ими я и воспользовался, чтоб сбежать от слишком резкой популярности. Правый ход вёл в столовую. Там во всю шла подготовка к обеду. Путь прямо передо мной по итогу огибал всю базу и приводил в рубку. Это меня тоже не устраивало. Я выбрал левую линию — она затащила меня в туалеты, совершено опустевшие за время моей речи. Я ввалился в первую попавшуюся кабинку, еле успел закрыть дверь, как из меня хлынул жгучий и всё ещё безвкусный поток БЖУ. Смесь, чуть растерявшая свой розоватый цвет, смешалась с туалетной водой. Слив скрутил эту дрянь в трубу, доказательства подобной мерзости пропали хотя бы с моих глаз, а остальное пусть так и прячется внутри. Пускай булькает в желудке или чешется в лёгких. Как-нибудь уж протяну этот… год.
Я грузно свалился на унитаз, предварительно опустив крышку. Неудобная седушка впилась в кожу даже сквозь плотную ткань штанов. Я так обессилел, что решил потерпеть боль. Да, тянет и ноет, однако ничего не хочется менять, в том числе и место своего пребывания. Я поднял НОТ-СОУ-СМАРТ к слезящимся глазам. Там список диалогов, с Пим — верхний из них. Она на работе, и страшно её отвлекать, поэтому кратко описал начало Отсчёта.
«Воодушевил новобранцев. Прилюдно принял на себя ответственность главного инструктора. Странные ощущения»
Звучу словно робот, пытающийся говорить как человек, а сейчас это максимум, который могу выдать после речи с трибуны. Я пустил руку так резко, что плечо, хрустнув, растянулось. Ощущение собственной старости стукнуло по лбу. Клянусь, я бы уснул прямо тут, если б не резкий хлопок двери снаружи.
— Пиздец он выдал!
— Ага, я буквально взмок!
Двое парней ввалились в туалет, точно не зная, что я могу их слушать. Перегородка в мою кабинку пошатнулась, когда ко мне попытался прорваться один из них. С ругательствами и упоминанием Троебожия он стукнул кулаком по моей дверце и посоветовал быстрее вываливаться, иначе он «нассыт мне прямо на голову!». Не знаю, почему, но я побоялся что-то отвечать. Вместо того, чтоб поскорее выйти и сбежать в свою личную комнату, я поджал ноги к стонущему животу и задержал дыхание, словно меня могут услышать. Будто они могут различить течение моих мыслей, а там лишь ужас и отвращение к самому себе. Ложь выедает душу, о которой так старается заботиться Троебожие. Сегодня я как никогда выпал за пределы его любви.
Юноши справились со своими нуждами и, до сих пор жутко ругаясь, оставили меня одного. Я не сразу опустил ноги к полу, подошва словно жжёт ступни. Вспотел сильнее прежнего, будто в этот конкретный момент держу слово перед полным собранием Совета, до этого нагородивший полной чуши в уши целого состава военной базы. Глаза не могли концентрироваться на одной точке, я как в воздушном транспорте пытаюсь разглядеть с высоты малюсенькую Анухе, отбившуюся от своего стада. Не прицелишься, не выстрелишь, только людей смешишь своими попытками выглядеть серьёзно.