Вилла «Белый конь» (др. перевод)
Шрифт:
– Извините, – сказал я. – Просто я все вспоминал, где слышал фамилию Делафонтейн. Вы ведь мне, кажется, говорили, что вам нужно навестить ее в больнице? – Я вопросительно взглянул на миссис Оливер.
– Очень может быть, – подтвердила та.
– От чего она умерла?
– Токсический полиневрит – кажется, так.
Джинджер с любопытством взглянула на меня.
Когда мы выходили из машины, я сказал:
– Хочу пойти прогуляться. Мы сегодня столько съели у мистера Винаблза, да еще этот чай.
И поскорее ушел, чтобы никто
В чем же тут дело? Нужно составить ясную картину хотя бы для себя. Началось все со слов Вьюнка, что, если надо от кого-то отделаться, существует «Белый конь».
Потом я встретил Джима Корригана, и он мне показал список, найденный у отца Гормана и связанный с его гибелью. В списке были фамилии Хескет-Дюбуа и Такертон, и я вспомнил вечер в баре в Челси. Фамилия Делафонтейн тоже показалась мне знакомой. Ее, как теперь стало ясно, упомянула миссис Оливер, рассказывая о своей больной подруге. Сейчас больная подруга уже умерла.
После этого я, сам толком не зная почему, пошел к Вьюнку в цветочную лавку и учинил ей допрос. И девушка начисто отрицала, будто слышала про «Белого коня». Более того, смертельно перепугалась.
Сегодня была Тирза Грей. Но неужели «Белый конь» и его обитательницы имеют хоть какое-то отношение к списку отца Гормана? Почему я их связываю? Почему мне пришло в голову, что между ними есть что-то общее? Миссис Делафонтейн, вероятно, жила в Лондоне. Томазина Такертон – где-то в Суррее. Они, наверное, и представления не имели о деревне Мач-Диппинг. А вдруг...
Я как раз подходил к гостинице «Королевский щит». В ней был настоящий старинный паб, лучший в округе, и на стене красовалась недавно подновленная вывеска: «Завтраки. Обеды. Чай».
Я толкнул дверь и вошел. Слева бар, он еще не открылся, справа крохотный зальчик, пропахший табачным дымом. Возле лестницы табличка гласила: «Контора». Контора находилась за плотно запертой стеклянной дверью, над которой была приколота кнопкой карточка: «Нажмите звонок». В баре царило безлюдье, обычное для этого времени дня. На полке у стеклянной двери конторы стояла потрепанная книга регистрации постояльцев. Я открыл ее и от нечего делать перелистал. Останавливались здесь редко. Было всего пять-шесть записей, люди жили не дольше недели, иногда заезжали просто переночевать. Я просмотрел фамилии, занесенные в книгу.
Никто так и не вышел ко мне. Захлопнув книгу, я покинул гостиницу, глубоко вдохнул свежий сыроватый воздух осеннего дня и зашагал по дороге.
Совпадение ли, что кто-то по имени Сэндфорд и еще кто-то по имени Паркинсон останавливались в этой гостинице в прошлом году? Обе фамилии у Корригана в списке. Да, но ведь они встречаются нередко. Кроме того, я нашел в книге и еще одно имя – Мартин Дигби. Если это тот Мартин Дигби, которого я знаю, то он – внучатый племянник моей крестной, тетушки Мин, леди Хескет-Дюбуа.
Я брел сам не ведая куда. Мне хотелось с кем-то
Я проблуждал еще с час по грязным тропинкам и набрел наконец на дом викария. Заросшая, запущенная аллея вывела меня к парадной двери с заржавленным колокольчиком, за который я решительно дернул.
2
– Он давно не звонит, – сообщила миссис Дейн-Колтроп, которая внезапно появилась в дверях, словно джинн из бутылки.
Я, собственно, так и полагал.
– Чинили дважды, – продолжала миссис Дейн-Колтроп. – Но он вскоре ломается опять. Поэтому я всегда начеку. Вдруг что-то важное. У вас, видно, что-то важное?
– Ну... в общем... да, то есть для меня это важно.
– Оно и заметно. Да, дело совсем плохо, – добавила она, посмотрев на меня внимательно. – Вам что-нибудь нужно? Хотите видеть моего мужа?
– Я... я и сам не знаю.
Я действительно хотел видеть викария, но сейчас вдруг меня по непонятной причине охватило сомнение. Миссис Дейн-Колтроп тут же объяснила, в чем дело.
– Мой муж – прекрасный человек, – сказала она. – Помимо того, что он викарий. Из-за этого подчас возникают сложности. Хорошие люди не разбираются в корнях зла. – Она помолчала, а потом деловито предложила: – Наверное, лучше, если свои заботы вы поведаете мне.
– Корни зла больше по вашей части? – усмехнулся я.
– Именно. В церковном приходе необходимо знать все... ну, в общем, о том дурном, греховном, что происходит в повседневной жизни.
– Разве грехи не в ведении викария? Как говорится, его прямое занятие.
– Прощать грехи, – поправила она меня. – Он может дать отпущение. Я – нет, но могу разобраться, каков грех, чем он вызван, – весело объяснила миссис Дейн-Колтроп. – Когда известно, в чем дело, легче предотвратить вред, грозящий другим. Человеку, естественно, не поможешь как надо. Мне такое не дано. Помогает лишь бог. Один господь способен вызвать раскаяние, как вы знаете. Теперь это мало кому известно.
– Мне не под силу с вами тягаться по части столь точных сведений, – сказал я, – но хотелось бы отвести кое от кого угрозу.
Она бросила на меня быстрый взгляд:
– Ах вот оно что! Заходите-ка, и потолкуем в тиши и покое.
Гостиная была большая, бедно обставленная; окна затенены огромными кустами, которые, наверное, никому не под силу подстричь. Темновато, но почему-то вовсе не мрачно. Наоборот, покойно и удобно, старомодный уют. Большие, с потертой обивкой кресла словно хранят память о тех, кто сиживал в них, приходя за помощью или советом. Мерно тикают громоздкие каминные часы. Здесь всегда найдут время для доверительной беседы, здесь можно отдохнуть от забот ясного дня, что блистает за окном.