Вилла Рубейн. Остров фарисеев
Шрифт:
ГЛАВА VII
В КЛУБЕ
Шелтон зашел в библиотеку клуба и взял «Книгу пэров» Бэрка. Когда его дядюшка узнал о помолвке, его первые слова были: «Деннант? Это те Деннанты, что живут в Холм-Оксе? Его жена — урожденная Пенгвин».
Никому из знакомых Парамора и в голову не приходило считать его снобом, но тогда в тоне его ясно прозвучало: «Вот это хорошо, такая семья нам под стать».
Шелтон принялся искать Балтиморов. Он прочел: «Чарлз Пенгвин, пятый барон Балтимор. Потомство: Алиса, род. 184-,вышла замуж в 186- за Алджернона Деннанта, эсквайра, Холм-Оке, Крое Итон, Оксфордшир». Он отложил «Книгу пэров» и взял «Календарь дворян-землевладельцев». Там значилось: «Деннант, Алджернон Кафф, старший сын покойного Алджернона Каффа Деннанта, эсквайра, мирового судьи, и Айрин, 2-й дочери высокород. Филиппа и леди Лилиан Марч Мэллоу. Образование: Итон и колледж Крайстчерч, Оксфорд; мировой судья графства Оксфордшир. Проживает: Холм-Оке» и т. д. и т. д. Отложив «Календарь», Шелтон взял томик сказок «1001 ночь», который кто-то из членов клуба оставил на прикрепленном к креслу пюпитре, но читать не стал, а принялся рассматривать тех, кто находился в комнате. Почти все места были заняты: тут сидели и читали или дремали джентльмены, каждый из которых счел бы одну из Пенгвинов вполне подходящей для себя партией. Шелтону впервые бросилась в глаза та величавая неторопливость, с какою они переворачивали страницы, поигрывали чайными ложечками или похрапывали в своих креслах. А ведь здесь не было и двух человек, похожих друг на друга: один был высокий, темноусый, с розовыми пухлыми щеками и густой шевелюрой; другой — лысый и сутулый; там, дальше, — дородный старый щеголь с седой бородкой клинышком, в необъятном белом жилете; гладко выбритый пожилой франт с птичьим профилем; высокий, болезненного вида мизантроп и сангвиник, уснувший сном младенца. Спали они или бодрствовали, читали или храпели, были толстыми или тощими, густоволосыми или лысыми — на всех лицах, и красных и бледных, лежала печать полнейшей обособленности. Все они были отлично воспитаны. И так — то разглядывая своих соседей, то вновь углубляясь в чтение «1001 ночи» — Шелтон провел время до обеда.
Не успел он усесться в ресторане клуба, как в зал вошел его дальний родственник и сел за соседний столик.
— А, Шелтон! Уже вернулись? Мне кто-то говорил, что вы путешествуете вокруг света. — Он вставил в глаз монокль и принялся изучать меню. Бульон!.. Читали речь Джеллаби? Презанятно он разделался со всей этой компанией. Лучший оратор в парламенте, честное слово.
Шелтон на мгновение перестал жевать спаржу: он, бывало, тоже восхищался Джеллаби, а теперь это казалось ему странным. Красное, гладко выбритое лицо его соседа, оттененное ослепительной белизною крахмальной манишки, расплылось в благодушной улыбке: его жесткие, ничем не примечательные глазки словно уже видели заказываемые блюда.
«Успех! — внезапно пришло в голову Шелтону. — Именно умение преуспевать и восхищает нас в Джеллаби. Все мы хотим добиться успеха».
— Да, — согласился он вслух, — удачливый тип.
— Ах, я и забыл, — сказал его сосед. — Вы ведь из числа его противников?
— Да нет. Откуда вы это взяли?
— Мне почему-то так казалось, — произнес тот, окинув небрежным взглядом комнату; и Шелтону послышалось в его словах: «В вас есть что-то не совсем высоконравственное».
— Что вас так восхищает в Джеллаби? — спросил Шелтон.
— Он знает, чего хочет, — ответил его сосед. — А вот про других этого не скажешь… Рыба никуда не годится, ее и кошка не стала бы есть… Да, умная голова этот Джеллаби! Серьезный малый! Вы когда-нибудь слышали, как он говорит? Преинтересно бывает, когда он разносит оппозицию! А они — ну и жалкие же людишки! — И он расхохотался: то ли мысль о Джеллаби, разносящем крохотную кучку «меньшинства», так развеселила его, то ли пузырьки шампанского в бокале.
— На меньшинство всегда грустно смотреть, — сухо заметил Шелтон.
— То есть как это?
— Я говорю, неприятно смотреть на людей, у которых нет шансов на успех, которые всегда проваливаются, на всех этих фанатиков и им подобных.
Сосед с любопытством взглянул на него.
— М-да, несомненно, — сказал он. — Вы не любите мятный соус? Я всегда считал, что это — самое приятное в бараньем жарком.
Огромный зал с бесчисленным множеством столиков, расставленных с таким расчетом, чтобы каждый из обедающих имел возможность покрасоваться на фоне золотых стен, вновь завладел вниманием Шелтона. Сколько раз, бывало, он сидел здесь, старательно раскланиваясь со знакомыми, и был счастлив, если находил свое привычное место незанятым, мог почитать газету с отчетом о последних скачках и, испытывая легкое опьянение от выпитого вина, болтать с кем-нибудь из людей своего круга. Счастлив! Да, счастлив, как лошадь, которая никогда не покидает своего стойла.
— Бедняга этот Бинг: пыхтит, точно паровоз, — сказал сосед Шелтона, указывая на иссохшего, сгорбленного официанта. — У него жуткая астма, даже с улицы слышно, как он хрипит.
По-видимому, его это забавляло.
— А как вы думаете, существует моральная астма? — спросил Шелтон.
Его сосед выронил из глаза монокль.
— Послушайте, заберите это обратно: мясо совсем пережарено, — сказал он лакею. — Принесите мне порцию баранины.
Шелтон отодвинул стул от столика.
— Всего хорошего! — сказал он. — Стилтонский сыр здесь превосходен.
Его сосед поднял брови и снова уставился в тарелку.
Проходя через холл, Шелтон по привычке встал на весы. «Семьдесят килограммов! Опять прибавил», — подумал он и, срезав кончик у сигары, направился в курительную и сел читать роман.
Почитав с полчаса, он бросил книгу: уж очень она была пустая, несмотря на захватывающий сюжет и уйму родовитых персонажей. Но автор, видимо, и не хотел ничего сказать своей книгой. Шелтон посмотрел, кто же автор, — все весьма похвально отзывались о романе. И глубоко задумался, пристально глядя на огонь в камине…
Кто-то наклонился над ним, и, подняв глаза, он увидел одного из братьев Антонии, служившего в стрелковом полку; на лице его играла ленивая улыбка, багровый румянец указывал на то, что он навеселе.
— Поздравляю, старина! — воскликнул он. — По какому поводу вы отрастили этакую страшенную бородищу?
Шелтон усмехнулся.
— «Пилюли герцогини», — прочитал младший Деннант, взяв книгу. — Это вы читаете? Великолепная книга, правда?
— Совершенно великолепная, — ответил Шелтон.
— Великолепный сюжет! Когда берешь в руки роман, совсем неохота, копаться во всей этой — как ее там называют! — психологии, просто хочешь развлечься, не так ли?
— Да, пожалуй, — пробормотал Шелтон.
— Здорово интересно, когда президент крадет у нее бриллианты… А вот и Бенджи! Привет, Бенджи!
— Привет, Билл, дружище!
Этот Бенджи был молодой человек с гладко выбритой физиономией, чье лицо, голос и манеры являли собой редкостную смесь железной выдержки и удивительной мягкости.
Молодой человек — такой веселый, с такой мягкой повадкой и в то же время такой жесткий — подошел не один: с ним был седой джентльмен с острой бородкой и глазами мизантропа, по имени Страуд, и еще другой — ровесник Шелтона, с усами и небольшой плешью величиною с крону; он круглый год околачивался в клубе, во всяком случае, все вечера, когда не было скачек, ради которых нужно было бы ехать в другой город.
— Знаете, — начал младший Деннант, — этот нахал, — и он хлопнул Бенджи по колену, — завтра женится на мисс Кэссерол… знаете, Кэссеролы из Манкестер-Гейт.