Вильсон Мякинная голова

Особа, незнакомая съ юриспруденціей, всегда можетъ впасть въ ошибки, пытаясь сфотографировать своимъ перомъ сцену, разыгрывавшуюся на суд. Мн не хотлось поэтому отсылать въ типографію нкоторыя главы этой книги, имющія профессіонально судебный характеръ безъ предварительнаго строжайше-обстоятельнаго исправленія и пересмотра ихъ ученымъ адвокатомъ (кажется, что они такъ вдь себя называютъ). Теперь главы эти щеголяютъ непогршимой точностью въ самомалйшихъ подробностяхъ, такъ какъ написаны сызнова подъ непосредственнымъ наблюденіемъ Уильяма Гикса, который изучалъ одно время юридическія науки въ юго-западныхъ графствахъ миссурійскаго штата тридцать пять лтъ тому назадъ, а затмъ, для поправленія здоровья, прибылъ сюда во Флоренцію. Ненавидя бездйствіе, онъ условился работать за столъ и квартиру въ большой общественной конюшн господъ Макарони Вермичелли, гд дятельно подвизается и по настоящее время. Эта конюшня при постояломъ двор находится въ конц глухой улицы, въ которую вы попадете съ Соборной площади, завернувъ за уголъ какъ разъ того дома, въ стну котораго врзанъ знаменитый камень Данта Аллегіери. Знаменитый итальянскій

поэтъ сидлъ на означенномъ камн шестьсотъ лтъ тому назадъ, слдя за постройкой колокольни Джіотто, но отрываясь отъ этого возвышающаго зрлища, тотчасъ же какъ только проходила мимо него Беатриса. Эта прелестная двушка, передъ тмъ какъ отправиться въ школу, всегда покупала краюху пирожнаго изъ каштановъ, дабы обороняться таковою въ случа неожиданнаго возстанія гибеллиновъ. Она покупала пирожное въ томъ же самомъ старинномъ ларьк, гд оно продается до сихъ поръ, въ томъ самомъ вид, въ какомъ продавалось тогда. На первый взглядъ можетъ показаться, что его отрзаютъ все отъ того же самаго стародавняго каравая. Во всякомъ случа, оно въ такой же степени вкусно и удобоваримо, какъ еслибъ было испечено въ средніе вка. Говоря это, мы вовсе не имемъ намренія льстить означенному пирожному. Юридическія свднія Уильяма Гикса немножко заплснли, но онъ ихъ тщательно обтеръ и освжилъ для нашей книги, такъ что имющіяся въ ней дв или три главы юридическаго характера щеголяютъ теперь, какъ уже упомянуто, непогршимйшею правильностью. По крайней мр, самъ Гиксъ говорилъ мн это.

Свидтельствую все сіе собственноручной подписью, января второго дня, тысяча восемьсотъ девяносто третьяго года, на вилл Вивіанъ, въ деревн Сеттиньяно, въ пяти верстахъ отъ Флоренціи, на холмахъ, съ которыхъ открывается очаровательнйшій видъ, какой только можно встртить на нашей планет. Что касается до солнечнаго заката то онъ, по своей дивной чарующей крас, не можетъ быть превзойденъ самыми фантастическими закатами солнца, на любой изъ планетъ нашей солнечной системы, или даже какихъ угодно иныхъ солнечныхъ системъ. Рукоприкладство учинилъ въ парадномъ зал виллы, въ присутствіи изваяній сенаторовъ Черретани и прочихъ грандовъ той же фамиліи, глядвшихъ на меня столь же одобрительно, какъ глядли въ свое время на Данта. Читая въ ихъ взор нмую просьбу о зачисленіи въ мою семью, я длаю это съ тмъ большимъ удовольствіемъ, что отдаленнйшіе мои предки производятъ впечатлніе только-что вылупившихся цыплятъ по сравненію съ этими почтенными фигурами, облеченными въ тоги. Надюсь, что пріобртеніе такихъ знатныхъ предковъ-добровольцевъ, имющихъ за собой боле чмъ шестьсотлтнюю давность, не мало возвеличитъ и меня самого въ глазахъ моихъ соотечественниковъ.

Маркъ Твэнъ.

Мстомъ дйствіи этой повсти служитъ городокъ Даусоновой пристани, на миссурійскомъ берегу Миссисиппи, нсколько ниже Сенъ-Луи, отъ котораго онъ находится всего лишь въ разстояніи полудня зды на пароход.

Въ тысяча восемьсотъ тридцатомъ году городокъ этотъ состоялъ изъ хорошенькой маленькой группы скромныхъ одноэтажныхъ и двухъэтажныхъ фахверковыхъ домовъ, у которыхъ блая штукатурка наружныхъ стнъ почти скрывалась отъ взора дивнымъ пологомъ вьющихся розановъ, жимолости, повойниковъ и глицинъ. Передъ каждымъ изъ этихъ хорошенькихъ домиковъ имлся палисадникъ, огороженный бленькимъ частоколомъ, и богато изукрашенный піонами, ноготками, не тронь меня, птушьими гребешками и т. п. старомодными цвтами. На подоконникахъ стояли деревянные ящики съ желтыми моховыми розами и горшки съ пеларгоніями или, какъ ихъ тамъ называли, геранями, ярко красные, цвты которыхъ вырзались словно вспышки пламени на свтломъ фон зелени фасадовъ, испещренной по преимуществу нжно розовыми цвтами. Если среди ящиковъ и горшковъ оставалось на подоконник свободное мсто для кота, онъ непремнно красовался тамъ, разумется, въ ясную солнечную погоду. Растянувшись во всю длину, котъ этотъ пребывалъ въ состояніи блаженнаго усыпленія; поросшее густымъ мхомъ его брюшко обращено было къ солнцу, а лапка, согнутая крючкомъ поверхъ носика, прикрывала глазки. Домъ, гд на овн лежалъ котъ, очевидно, находился въ вожделнномъ состояніи мира и довольства. Это былъ символъ, свидтельство котораго являлось непогршимо врнымъ. Само собою разумется, что домъ можетъ благоденствовать и безъ хорошо откормленнаго избалованнаго кота, пользующагося общимъ почетомъ, но, къ сожалнію, означенное благоденствіе не бросается тогда сразу въ глаза. Чмъ прикажете его доказать?

На улицахъ, по обимъ сторонамъ, вдоль вншнихъ окраинъ кирпичныхъ тротуаровъ красовались робиніи или такъ называемыя блыя акаціи, стволы которыхъ защищались обшивкою изъ досокъ. Они были ужь достаточно велики для того, чтобы давать лтомъ тнь, а весною, когда распускались роскошныя кисти ихъ цвтовъ, наполнять воздухъ благоуханіемъ. Главная улица, шедшая параллельно съ ркой и отдлявшаяся отъ нея всего лишь однимъ кварталомъ, была единственной, на которой сосредоточивалась промышленная жизнь города. Она тянулась въ длину на шесть кварталовъ, въ каждомъ изъ которыхъ находилось два или три кирпичныхъ зданія, служившихъ торговыми складами и выбившихся надъ помщавшимися между ними группами маленькихъ лавченокъ фахверковой постройки. По всей длин улицы визжали въ втряную погоду вывски, колыхавшіяся на стержняхъ. Красный шестъ съ блыми полосками, который на набережныхъ венеціанскихъ

каналовъ, окаймленныхъ дворцами, служитъ указаніемъ вельможнаго ранга ихъ владльцевъ, замнялъ собою на главной улиц Даусоновой пристани вывску для скромной цырульни. На одномъ изъ самыхъ бойкихъ угловъ той же улицы высился длинный некрашенный шестъ, сверху до низу убранный жестяными кастрюлями, кружками и сковородами. Даже и при небольшомъ втерк онъ служилъ не только нагляднымъ, но въ то же время достаточно громкимъ звуковымъ предупрежденіемъ всмъ и каждому со стороны главнаго городского жестяника, что его лавка находится какъ разъ тутъ же, на углу.

Передній фасадъ маленькаго городка омывался прозрачными водами большой рки, а самъ городокъ тянулся въ перпендикулярномъ къ ней направленіи, вверхъ по отлогому склону. Задняя окраина города раскидывалась, словно бахромой изъ отдльныхъ домиковъ, вдоль подошвы высокихъ холмовъ, полукругомъ обступавшихъ городъ. Холмы эти, отъ самой подошвы и до вершины, были покрыты дремучимъ лсомъ.

Пароходы сновали почти ежечасно мимо Даусоновой пристани, слдуя то вверхъ, то внизъ по теченію Миссисипи. Т изъ нихъ, которые длали рейсы только отъ Каира и Мемфиса, всегда причаливали къ пристани, тогда какъ большіе нью-орлеанскіе пароходы останавливались, лишь когда тамъ выставлялся пригласительный сигналъ, или же когда имъ самимъ надлежало сдать на берегъ грузы и пассажировъ. Также поступали и многочисленные, такъ называемые транзитные пароходы, плававшіе по притокамъ Миссисипи: Иллинойсу, Миссури, Верхнему Миссисипи, Огіо, Мононгахел, Тенесси, Красной рк, Блой рк и дюжин другихъ ркъ. Они шли въ самыя различныя мста и съ грузами всевозможныхъ предметовъ роскоши и первой необходимости, въ какихъ вообще могло нуждаться населеніе громаднаго бассейна Миссисипи, расхлынувшагося отъ холодныхъ водопадовъ святого Антонія, черезъ девять послдовательныхъ климатическихъ поясовъ до знойныхъ ново-орлеанскихъ окрестностей.

Даусонова пристань была рабовладльческимъ городомъ, который являлся торговымъ центромъ богатаго земледльческаго округа, гд невольничій трудъ ежегодно создавалъ большое количество зерновыхъ хлбовъ, свиного мяса и сала. Городъ казался погруженнымъ въ какую-то блаженную дремоту. Онъ существовалъ уже полъ-вка, но разростался очень медленно. При всемъ томъ не подлежало сомннію, что онъ постепенно разростался.

Самымъ именитымъ его гражданиномъ былъ Іоркъ Ланкастеръ Дрисколль, мужчина лтъ сорока, состоявшій судьею мстнаго графства. Онъ очень гордился своимъ происхожденіемъ отъ прежнихъ виргинцевъ и слдовалъ традиціямъ предковъ не только по отношенію къ гостепріимству, но также и въ величественной аристократической холодности обращенія. На самомъ дл это было превосходнйшій человкъ, справедливый и великодушный. Единственнымъ религіознымъ его убжденіемъ являлось сознаніе долга вести себя всегда и во всхъ случаяхъ, какъ подобаетъ безукоризненному джентльмену и онъ никогда не уклонялся ни на волосъ отъ этого долга. Не только во всемъ город, но и во всемъ графств его почитали, уважали и любили. Онъ обладалъ хорошимъ состояніемъ, которое къ тому же съ года на годъ все боле возрастало. Онъ и его жена чувствовали себя, однако, не совсмъ счастливыми, такъ какъ у нихъ дтей не было. Желаніе заручиться такимъ сокровищемъ, какъ ребенокъ, становилось у нихъ все сильне по мр того, какъ годы уходили. Имъ не суждено было, однако, сподобиться такого счастья.

Вмст съ этой четою жила овдоввшая сестра почтеннаго судьи Рахиль Праттъ. Вдовушка эта осталась тоже бездтной, о чемъ до чрезвычайности скорбла и никакъ не могла утшиться. Сестра судьи и его жена были простодушными добрыми женщинами, исполнявшими свой долгъ. Наградой за это являлись для нихъ чистая совсть и общее одобреніе согражданъ. Он были пресвитеріанки, а самъ судья признавалъ себя свободнымъ мыслителемъ.

Адвокатъ и холостякъ, Пемброкъ Говардъ, былъ тоже стариннымъ аристократомъ, который могъ доказать свое происхожденіе отъ первыхъ поселенцевъ въ Виргиніи. Это человкъ лтъ подъ сорокъ, и благородный, вжливый, безстрашный и величественный джентльмэнъ, удовлетворявшій самымъ строгимъ требованіямъ виргинскаго аристократическаго кодекса, и благочестивйшій пресвитеріанецъ, считался авторитетомъ по части законовъ чести. Еслибъ какое его слово или поступокъ казались вамъ почему-либо подозрительными или же сомнительными, онъ охотно далъ бы вамъ во всякое время удовлетвореніе на пол чести какимъ угодно оружіемъ по вашему выбору, начиная съ боевой скиры и оканчивая пушкою любого образца. Онъ пользовался большою популярностью и былъ задушевнымъ пріятелемъ судьи. Кром нихъ въ город жилъ еще крупный и вліятельный представитель старинной виргинской аристократіи, полковникъ Сесиль Бурлейгъ Эссексъ, который, впрочемъ, до насъ, собственно говоря, не касается.

Родной братъ судьи, Перси Нортумберлэндъ Дрисколль, оказывался на пять лтъ его моложе. Онъ былъ человкъ женатый и обзавелся нсколькими ребятишками, но корь, крупъ и скарлатина производили на нихъ нападенія еще въ раннемъ дтств, доставляя мстному врачу благопріятный случай примнять допотопные его способы леченія, при помощи которыхъ вс дтскія колыбельки опустли. Перси Дрисколлъ былъ человкъ состоятельный и хорошій длецъ, такъ что его состояніе быстро возрастало. Перваго февраля 1830 г. у него въ дом родилось два мальчика: одинъ у его жены, а другой у двушки невольницы, Роксаны, которой исполнилось всего только двадцать лтъ. Она встала въ тотъ же день, такъ какъ залеживаться ей не полагалось. Работы для нея нашлось по уши, потому что она должна была кормить грудью обоихъ младенцевъ.

Супруга Перси Дрисколля скончалась черезъ недлю посл родовъ и дти остались на рукахъ у Рокси. Она воспитывала ихъ по собственному усмотрнію, такъ какъ ея хозяинъ, занявшись дловыми спекуляціями, никогда не заглядывалъ въ дтскую.

Въ этомъ самомъ феврал мсяц Даусонова пристань пріобрла новаго гражданина въ лиц Давида Вильсона, молодого человка, предки котораго были выходцы изъ Шотландіи. Самъ онъ родился въ Нью-Іоркскомъ штат и прибылъ въ отдаленную отъ своей родины мстность въ надежд составить себ карьеру. Этотъ двадцатипятилтій молодой человкъ окончилъ сперва курсъ въ коллегіи, а затмъ занимался юридическими науками въ Восточной школ Правовднія и года два тому назадъ успшно сдалъ выпускной экзаменъ.