Вилья на час
Шрифт:
Я сглотнула очередное напоминание о вине и попыталась дышать ровно. Что он только что сказал — намекнул на свою свободу? Но какое мне дело до его семейного положения… Куда важнее сейчас удержать равновесие, а то каблуки что-то слишком шатаются.
Когда узел распался, Альберт осторожно стянул плащ с моих плеч.
— Возможно, современным людям нравится смотреть на себя со стороны?
Он аккуратно расправил плащ на спинке второго стула. Мой не касался пола, а его лежал на ковре полукругом. Только бы не наступить, двигаясь к кровати.
— Или им хочется чувствовать себя сторонними наблюдателями?
Я повернула
— Почему ты молчишь? Я пытаюсь разобраться в мотивах современных людей.
Или пытаешься понять, что заставило бабу пригласить в номер мужика, о котором она ничего не знает, кроме того, что он малость тронутый на голову. Или же тронутая я, а он весь вечер вел очень тонкую игру — может, он психолог, ставящий эксперименты на случайных знакомых?
— Неужели людям мало самих себя, и они даже в спальне окружают себя зеркальными копиями, будто те лучше оригинала. Что мне делать с твоим отражением? Зачем оно мне, когда есть ты живая. Стоит лишь протянуть руку и…
Альберт не окончил фразы и не протянул руки. Я обязана была что-то сказать. Но в голове не родилось ни одной мысли. И на языке не крутилось ни одной английской фразы. Тогда что-то сделай, и я просунула ноготь под узел галстука. Альберт сделал ко мне последний шаг, и через секунду я отшвырнула галстук, и мне было абсолютно плевать, куда тот упал. Пальцы Альберта встретились на молнии платья. Оно упало к моим ногам, и он протянул мне руку, как для танца, заставив перешагнуть красную материю. Какое счастье, что я приберегла кружевное белье до этого вечера. Неужели женская интуиция действительно существует? Как и мужчины, которые совсем не спешат раздеваться. Пиджак, жилет, рубашка, а вдруг еще и майка? Если танец будет слишком долгим — у меня окончательно закружится голова.
Я вырвала руку и коснулась его плеч — Альберт медленно повернулся ко мне спиной, оставляя в руках пиджак. Где взять еще один стул? Его плащ мокрый. Пришлось повесить пиджак поверх моего плаща. Еще поворот, и его накрыл жилет. Хорошо хоть пуговицы Альберт расстегнул сам. И на рубашке тоже! Майки, к счастью, на нем не оказалось. Если бы я точно знала, что он останется до утра, можно было бы достать из шкафа вешалку.
Но нет, лучше ему не видеть мой гардероб. Все кружева, что были в чемодане, сейчас на мне. До сих пор на мне. Как и брюки на нем, и даже ремень остался нетронутым, а мне в колготках уже становилось до безумия жарко, и заодно я проклинала создателей такой неудобной колодки. Мы до утра будем танцевать? — уже кричал мой взгляд.
— Зачем ты сняла такой огромный номер? И такой дорогой? Он ведь явно тебе не по карману.
Вот так один вопрос способен поставить крест на относительно приятном вечере. Может сказать, что я планировала подцепить какого-то идиота? Ведь именно такого ответа он от меня добивается. Тогда уложи меня на кровать, сядь рядом, достань блокнот — и, может, тогда я расскажу, что меня беспокоит. Вернее — бесит.
— Это не я его сняла, — ответила я зло. — Его заказал мой жених.
Альберт отпустил мои пальцы. Я улыбнулась. Далеко не победно, а чтобы сдержать нервное дрожание верхней губы. Димка, да будь ты проклят! Отдай мне этот вечер!
— Мой бывший жених, — сумела выговорить я достаточно ровно. — Мы расстались за месяц до свадьбы. Еще будут вопросы?
— Нет. Спасибо за откровенность. Я должен был бы сказать «очень жаль», но тогда бы я соврал. А я никогда не вру.
Бляшка звякнула. Молния завизжала. Но я предпочла скинуть туфли и снять колготки. Сам справится, не маленький!
— Прости, что заставил тебя вспомнить о нем, — длинные музыкальные пальцы убрали с моего лица волосы. — Но обещаю, что на ближайший час ты о нем забудешь.
Самоуверенность Альберта подкупала. Пока я знала его в роли танцора и рассказчика — и в обеих он был на высоте. Глаза в глаза. Безумные дикие огоньки в них. Хмельные вовсе не от вина. Я хотела улыбнуться, но не успела — теплые губы слизали мою улыбку и стянули с языка вопрос о безопасности. Пусть живет надежда, что с ней он не будет тянуть так же долго, как с первым поцелуем. И с единственным — прошла вечность, а он так и не выпустил моих губ. Мои ответы его не интересовали, он сам находил их так же легко, как нашел спрятанную в кружевах застежку бюстгальтера, а я бы все равно не отыскала в памяти ни одного английского слова — оставалось радоваться, что при разрушении Вавилонской башни стоны остались интернациональными. И плевать, какой он брал размер и кто отбивал для него такт — Альберт явно оттачивал ночную серенаду годами, потому хотелось удержать крышку инструмента открытой, как можно дольше, но та, увы, захлопнулась раньше его финальных аккордов, которые огромной лужей растеклись по моему животу. Я должна была порадоваться этому, но у меня даже на улыбку не осталось сил.
Как хорошо, что зеркало в изголовье, а не на дверцах шкафа. Я совершенно не хотела себя видеть. Хорошо б еще отвернуться к занавешенному окну, но это будет верхом наглости. Молчать тоже не очень-то красиво, но слова я все проглотила вместе с последним криком. Альберт, скажи уже что-нибудь! Однако и его красноречие иссякло.
Прошла минута, две, три… Или мы пролежали молча целый час, пока я наконец не повернула к нему голову, выстроив простую фразу:
— Расскажи, пожалуйста, про Баха.
Его профиль дернулся, но головы Альберт не повернул и даже глаз не скосил.
— Если ты вытянешь из меня все истории сегодня, то что же мне рассказывать тебе завтра?
Я прикрыла глаза, будто темнота могла заставить мозг работать в ускоренном режиме. Он не уходит? Он остается? Как надолго? И главное — почему? От вопросов щипало глаза, или же это противная тушь не вся еще переместилась под глаза.
Кровать скрипнула. Альберт поднялся и, видно, начал одеваться. Я лишь сильнее зажмурилась. Пусть уходит и не возвращается. Так будет лучше. Не надо растягивать кино в мыльную оперу — не хочу плакать еще по одному придурку!
— Не открывай глаз и протяни руку.
Я подчинилась и почувствовала между пальцев скрученную сигаретой купюру. Теперь я точно глаз не открою! «WTF!» Я не просила платы за «фак»!
— На Макарплаце, где находится квартира Моцарта, обычно много цветочниц. Пожалуйста, купи букет желтых ромашек.
— Почему желтых? — выдохнула я слова раньше, чем успела их подумать.
— Потому что это мои любимые цветы. Я не успею их сам купить. Для тебя. Прости, я ведь не знал, что встречу тебя сегодня, потому оставил на утро много важных дел, но вечером я всецело твой.