Вино фей
Шрифт:
— О, баронет? Он из джентри?
— Нет, — Черити чуть замялась, — он просто купил поместье Кингсбери Холл, а разбогател на торговле антиквариатом.
— Но вы — мисс Тэннант-Росс. Ваш отец из джентри?
— Да, но он оставил только долги, доставшиеся ему ещё от отца, — Черити не любила говорить об этом.
— А у Хейвудов есть свои дети? — дипломатично ушла от неприятной темы мисс Стивенс.
— Да, конечно. Это моя кузина Вирджиния, она просто красавица, и мои кузены Винсент, Энтони и Льюис.
— Они все уже взрослые?
— Кузену Винсенту двадцать пять, Энтони двадцать четыре, а Льюису всего пятнадцать, он
— А ваша кузина, вы сказали, красавица?
— Вирджиния очень хороша, — кивнула Черити, — за ней дают тридцать тысяч, и в семье все надеются, что она сделает прекрасную партию.
— А вы сама выезжаете в свет?
Черити чуть смутилась, но быстро нашлась.
— Мне разрешают танцевать, когда балы даются у нас, но к соседям я не езжу.
— А у вас там есть подруги?
Этот невинный вопрос снова заставил Черити на минуту смутиться, но она тут же улыбнулась, дипломатично сдвинув акценты.
— Почему же нет? Вирджиния и мисс Кассиди прекрасно ко мне относятся. Мы часто гуляем в окрестностях города и возле собора. Там внутренний дворик монастыря окаймлён великолепной аркадой, в этой галерее всегда такой таинственный полумрак, и шаги так одиноко звучат под арочными сводами! Я часто брожу там, представляя себя то Розамундой в Арденском лесу, то Виолой, то Беатриче. — Черити на миг смутилась, поняв, что говорит, что-то не то, но быстро нашлась. — Бат — очень красив, но ничего подобного здесь нет, — печально закончила она.
Они заговорили о Бате, а потом их разговор прервал наплыв гостей.
К тётушке Марджери обычно приезжала степенная публика, и на сей раз большинство приглашённых вполне могли быть названы «почтенными леди и джентльменами». Черити с улыбкой задумалась, интересно, зовёт ли их леди Флинн про себя «старыми перечницами»?
Собралось около сорока человек, Черити немного скучала, но когда леди уже покинули столовую, и лакеи расставляли карточные столы, в зале неожиданно появились двое новых гостей: одетый с иголочки молодой брюнет с девушкой в необычайно дорогом тёмном платье и меховой горжетке. Джентльмен сжимал в руке шляпу и трость, и явно не собирался засиживаться.
Черити, внимательно разглядев визитёров, удивилась. Мужчина выглядел красавцем, юная леди тоже была необычайно хороша. Правда, слишком черны, как вороново крыло, были волосы обоих и слишком бледна кожа. Глаза тоже были похожими — большими, серыми, туманными. Их представили как мистера и мисс Френсиса и Сэломи Клэверинг.
Молодой человек держался непринуждённо, но сдержанно, а его сестра любезно приветствовала леди Флинн. Выяснилось, что они привезли письмо, полученное с оказией, от Селентайта Флинна его матери, и тётушка, обожавшая сына, рассыпалась в благодарностях, назвав гостя «дорогим Фрэнсисом».
Черити Клэверинги заинтересовали, хоть в чертах мистера Клэверинга, несмотря на скромность поведения и мягкость манер, ей померещилось что-то актёрское. Глаза его казались хрустальными, и совсем не менялись, о чём бы он ни говорил. В его сестре проскальзывало нечто ещё более удивительное: взгляд мисс Клэверинг был зеркален, в её прозрачных серых глазах ничего не читалось.
Черити незаметно отошла к мисс Стивенс, желая поделиться впечатлением о Клэверингах, но тут увидела, что сильно побледневшая Флора стоит в углу зала, отвернувшись
Мисс Стивенс, видимо, была давно знакома с этими людьми, но что связывало её с Клэверингами и почему она так взволнована? Флора явно не ожидала увидеть их здесь, да Клэверингов и не было в числе приглашённых. Может, она влюблена в молодого Клэверинга? Это предположение напрашивалось: уж слишком хорош собой был этот джентльмен.
Но чувство такта помешало Черити спросить об этом свою новую подругу.
Клэверинги быстро уехали, мисс же Стивенс до конца вечера так и не смогла прийти в себя. Она не села играть, отговорившись головной болью, и миссис Флинн велела Черити принести Флоре лавандовые капли: вид у бедняжки был совсем больной. Черити предложила мисс Стивенс подняться к ней и немного отдохнуть, и мисс Флора, радуясь возможности уйти от множества глаз и сочувственных слов, охотно поднялась в комнату Черити.
Едва войдя, она почти без сил опустилась в кресло, сжавшись в комочек и напомнив нахохлившегося промокшего воробушка, и Черити торопливо подала ей рюмку успокоительных капель.
Флора не отказалась, её сильно знобило.
— Вы простудились, мисс Стивенс? — осторожно спросила Черити, надеясь вывести свою гостью из заторможённого состояния и немного успокоить.
Однако мисс Стивенс не приняла её помощи и не стала прибегать к спасительной лжи.
— Нет, благодарю вас, Черити. Я здорова. Это всё Клэверинги. Я просто не ожидала увидеть их, тихо ответила она, массируя виски.
Черити внимательно посмотрела на мисс Стивенс. Она хотела спросить, что собой представляют эти люди, но почему-то не осмелилась, чувствуя, что этим вопросом причинит Флоре боль. Неожиданно для себя самой проговорила то, что было куда как далеко от светского тона:
— Эти люди показались мне странными, мисс Стивенс. У них зеркальные глаза.
Флора вздрогнула, нервно укуталась в шаль и бросила на Черити испуганный взгляд. После нескольких минут молчания она всё же заговорила:
— А вы очень умны, Черити. Это странно для ваших лет. — И неожиданно заговорила глуше и тише. — Впрочем, что удивляться? Человек начинается с горя. Можно прожить несколько десятилетий, но так и не понять мир, но те, чью душу опалило страданием, наверное, всё же божьи избранники. Они теряют наивность, обретая умение видеть мир с чёткостью удручающей, но едва ли променяют это умение на былое неведение. Они внимают обычной суете с благодушной улыбкой человека, знающего великую тайну мира, но чаще просто молчат, понимая, что ничего не смогут объяснить непережившему боли. А понимающим — слова не нужны.
Черити совсем растерялась. Ей стало ясно, что её предположение о влюблённости Флоры в мистера Клэверинга неверно, но эти слова мисс Стивенс, выговоренные словно в прострации, откровенно напугали.
Мисс Стивенс, однако, продолжала уже спокойнее и чуть громче.
— У них действительно зеркальные глаза, — она тяжело вздохнула. — Зеркало отражает всё, но не позволяет видеть его собственные глубины.
— У зеркал нет глубин, мисс Стивенс. Это серебро на стекле и…
— … и упаси нас Бог разбить эти стекла, Черити. Они изрежут в кровь.