Вино мертвецов
Шрифт:
– Нет, нет! – рыдал покойник. – Не сознаюсь! Ни в чем не сознаюсь!
– Так вот тебе! – рявкнул легаш и со всего маху огрел его дубиной по черепу, отчего раздался страшный гулкий звук. – На тебе! На! И еще!.. Не думай, что мне приятно тебя лупить, но Господь Бог послал меня именно для этого. И зря ты упрямишься. Сознайся лучше – я перестану тебя избивать, составлю протокольчик, и будешь себе спокойно дожидаться Страшного суда. А там – не боись! Кому при жизни хорошо досталось, тому не страшен ад. Так признаешься?
– Нет, нет, нет! Я ни в чем не виноват! – взмолился покойник. И в ту же секунду дубинка снова обрушилась на его голову.
– Вот тебе! Вот! Вот! – ревел легаш. – У меня еще и не такие невиновные сознавались!
– Не шевелиться! – снова завопил скелет, которому вид этой пытки,
И тут ни с того ни с сего голова первого легаша слева свалилась с плеч, покатилась, как шар, по земле и сшибла штатив, на котором крепился фотоаппарат.
– Насмарку! – взвыл скелет и стал рвать на себе несуществующие волосы. – Опять все насмарку! Еще век этих мук, и я исправлюсь.
Тюлип раскланялся со всей компанией, попятился и вскоре опять очутился в сыром подземелье.
– Страшное дело, сколько здесь полицейских! – пробормотал он. – Знать бы заранее, так я прихватил бы с собой полицид… моя супружница всегда держит бутылочку в кухонном шкафчике. Не то чтобы у нас водились блохи… или, тем более, легавые, но бывают жильцы… особенно безработные… которые так привыкли, что в постели полно блох и вообще кругом кишат паразиты, что если в комнате не пахнет полицидом, им не спится… глаз сомкнуть не могут! Ворочаются… пыхтят… сопят… Знают, что у нас чисто, бояться нечего… но собачья жизнь приучила их к этому запаху, и, когда его нет, им жутко не по себе, они боятся, их тошнит, а некоторых просто рвет. Ничего не поделаешь. Привычка – вторая натура. Вот жене и приходится обрызгивать все полицидом: подушку, простынки, ихние рожи… и они это нюхают, лижут, воняют… и спят сном праведников!
Пройдя еще несколько шагов, Тюлип услышал громкий хор:
Ах, от скуки мы психуем! Ах, от скуки мы психуем! Ах, от скуки мы психуем, Мы психу-у-у-ем… Ой, люли!– Это что такое? – удивился он.
– Да это поют те, кто в раю, – любезно объяснил проходивший мимо покойник со свечкой в руке и салфеткой под мышкой.
– Спасибо, месье! – вежливо поблагодарил Тю-лип.
– Не за что, месье, – учтиво ответил тот. И пошел себе дальше.
Неизвестный солдат
Тюлип прошел еще немного, сам не зная куда, по узкому подземному ходу и вдруг наткнулся на что-то твердое…
– Сплошные камни! – недовольно проворчал он.
– Камни, говоришь? – произнес гнусавый голос, казалось идущий из-под ног. – Ну так ты, дружище, ошибаешься, и вот тебе доказательство… на!
Тюлип взвыл – его больно тяпнули за ногу. И смачно выругался:
– Ах ты ж, погань, мать твою в душу!
– Неплохо! – спокойно заметил тот же голос.
Из осторожности Тюлип сделал шаг назад, чиркнул спичкой и понял: то, что он принял за камень, было на самом деле головой; да-да, на земле, среди стеклянных осколков, пустых консервных банок и грязных тряпок валялась голова с гривой рыжих волос, залихватскими усами и в немецкой каске.
– А ну, иди сюда! – приказала голова. – Кусаться больше не буду. Нагнись… вот так. А теперь давай-ка живо почеши вон ту шишку у меня на лбу… Ой-ой-ой! Полегче! Как она – большая? Это ты постарался!
– Прости, приятель! – пробормотал Тюлип. – Я ведь не нарочно.
– Какая разница! – огрызнулась голова. – Топтать вот так вот голову Неизвестного Солдата из Фужер-сюр-Бри!
От удивления Тюлип забыл про шишку и выпрямился. Спичка у него в руке погасла.
– Чеши! – требовательно сказала голова в полной тьме.
Тюлип нагнулся снова и нащупал шишку.
– Но я сам из Фужер-сюр-Бри, – с воодушевлением воскликнул он. – И моя жена тоже! И вся семья оттуда! И я был уверен, что ты похоронен под Триумфальной аркой на площади перед мэрией!
– Эй! Пальцем в глаз заехал, земляк! Хватит, больше не чешется. У вас там под аркой похоронен бошик.
– Не может быть! – изумился Тюлип.
– Ничего себе новость, да? – довольно сказала голова. – Ща я тебе расскажу… А ты потом своим, в деревне, перескажешь… То-то они обалдеют, как узнают! Значит, так: когда приехали меня выкапывать, я как раз играл в белот с корешем-бошем, мы с ним тут рядышком лежали. Ведь надо ж – этот самый бош меня и прикончил штыком, а я, прежде чем сдохнуть, успел всадить в него свой. Мы уж тут извинялись-извинялись друг перед другом… Обсуждали, как такое получилось. Кишки друг у друга скорбно разглядывали. Вежливыми словами обменивались. Недоразумение вышло, что поделаешь! Ну и сдружились в конце концов из-за этой истории… как-никак вместе кровь проливали – считай, породнились. В ту пору я еще целенький был: руки-ноги, все такое… разве что кишочки вываливались. В общем, играли мы скуки ради в картишки. Вот мой бош говорит: “Белот!” – и открывает карты. А я ему: “Ладно, хватит, – и бросаю свои. – Ты, Фриц, чертовски везучий! Да и что за игра, когда такой, мать твою, грохот стоит!” А это ребятки, которые приехали меня искать, лупили без устали кирками. “Эх, Попольчик, – с досадой говорит мой бош, – тепя восьмут и похоронят под Три… под Триу… Триупфальный арка! Ах, ах, ах! Под Триупфальный арка! Если п я снал, не стал пы тепя прикончить!” Головой, бедный, трясет, глаза закатывает, аж позеленел от зависти. Боши, они завсегда были охочи до знамен, парадов, почестей и прочей дребедени.
“А я, Фриц, – говорю, – боюсь со скуки там усохнуть одному-то”. Бош так и задохнулся: “Под Триупфальный арка? Ах, ах, ах!” И давай еще больше вздыхать, облизываться да слюни пускать. А там, сверху, кирки все вгрызаются в землю, точно собаки ищут спрятанную кость. “Какой дикий грохот! – говорю, – Я уж лучше сам выскочу, чтоб они только нас оставили в покое”. А бош разволновался. “Нет! – кричит. – Не телай так, Попольчик! Перепукаешь их фсех, они распекутся, и ты не попатешь под Триупфальный арка! Эх… А кстати, Попольчик, сколько ты мне толшен са все пелоты, что мы тут сыкрали?” – “Да уж верно столько, что мне никогда не расплатиться, Фриц! Говорю же, везет тебе, стервецу!” – “Ну-ну!” – кивает мой бошик. И смотрит на меня умильно так, что твой телок на мамкино вымя. “Ладно тебе, – говорю, – Фриц. Можешь не строить рожи. Я и так все понял. Олух ты, дружок, олух и есть, но если уж тебе так хочется… Тогда будем квиты?” – “Квиты, квиты! – кричит и сияет от счастья, будто я ему билет в рай подарил. – Ты есть славный парень, Попольчик! Снала пы мой петный шенушка Вюрстхен! Она пы так кортилась свой люпимый муш!” – “Ну, будет квохтать, Фриц, надо действовать. Они уже совсем близко”. И правда, кирки долбили прямо над нашими головами, еще чуть-чуть – и прорвутся! Мы быстренько поменялись касками и тесно обнялись, как пара дружбанов, так мы ж и правда были не разлей вода. “Прощай, – говорю, – Фриц! Дурень ты все же, что покидаешь друзей, чтобы гнить в одиночку, да еще в публичном месте, где тебя с утра до ночи будут донимать всякими венками, процессиями да церемониями, ни минуты покоя не дадут!” – “Прощай, Попольчик, – отвечает мой бош и пускает слезу. – Пойми, тружище, тля нас, тля бошей, книть с почетом под Триупфальный арка – это фышший класс, фышший шик, фышший плеск! Ах, знал пы мой петный шенушка Вюрстхен! Ах, ах, ах!” И тут в наше гнездышко вламывается кирка, все крушит, над нами склоняются два гнусных типа в цилиндрах и трехцветных шарфах и внимательно нас обоих разглядывают. Наконец один, трепеща, говорит: “Вот этот!” – и хватает за волосы Фрица. “Без всякого сомнения! – говорит другой. – Даже не будь на нем формы, я бы из тысячи других узнал нашего славного земляка!” Я услыхал – чуть не пернул от радости, подмигиваю Фрицу, а уж мой бошик рад стараться – хоть лежа, вытянулся по стойке “смирно”, того гляди, понимаешь, честь отдаст! Вот так и вышло, что я здесь, а бошик из Саксонии гниет вместо меня под Триумфальной аркой у вас в Фужер-сюр-Бри!
– Ха-ха-ха! – Тюлип схватился за бока. – Красиво загнул, только я никогда не поверю!
– Но почему? – удивилась голова. – Ведь это истинная правда!
– Да потому, – отвечает Тюлип и спичку зажег, чтобы увидеть, какой эффект произведут его слова, – потому что мертвые, черт побери, не разговаривают!
Рыжая башка была сражена этим железным доводом. Она порозовела, отвела глаза…
– И все-таки история правдивая! – вдруг произнес смешливый голос откуда-то сбоку. – Она напоминает мне мою старуху!