Вино парижского разлива
Шрифт:
Тут г-н Готье-Ленуар встал, положил шляпу на стул и, обойдя стол, сел в свое кресло. После короткой паузы он заговорил примирительным тоном:
— Я не отрицаю, дорогой господин Готье-Ленуар, что в вашем деле были допущены известные нарушения. По недосмотру или умышленно? Только тщательное расследование может дать нам ответ. И вы, конечно, вправе настаивать на расследовании, однако я убедительно прошу вас этого не делать. Подумайте, ведь оно чревато серьезными осложнениями, которые могут сильно подорвать престиж налоговой полиции. Левые газеты, всегда готовые раздуть скандал, не преминут ухватиться за это дело — о нет, господин Готье-Ленуар, такого вы, как человек преданный и надежный, не допустите. К тому же что вы от этого выиграете? Да, вы, несомненно, вправе
Инспектор встал с кресла, взял со стула шляпу и повесил ее на вешалку у двери. Прием был окончен.
А на следующее утро в налоговое управление явился г-н Ребюффо. Он держал в руках какой-то бланк и казался сильно взволнованным. Инспектор встретил его любезнее, чем обычно, и с улыбкой осведомился:
— Чему обязан?
— Я не верю своим глазам! — воскликнул г-н Ребюффо, протягивая ему бумагу. — Здесь написано, что я должен внести мою жену в кассу налогового управления не позднее пятнадцатого ноября сего, тысяча девятьсот тридцать восьмого, года. Вероятно, это какое-то недоразумение…
— Ну-ну, успокойтесь. Это первое уведомление, не так ли? Или может быть, повторное предупреждение?
— Да нет. Это первое уведомление.
— В таком случае документация в порядке, — сказал инспектор, лучезарно улыбаясь.
Г-н Ребюффо совсем растерялся. Глаза у него полезли на лоб от удивления, и он с трудом пробормотал:
— Неслыханно!.. Отобрать у меня жену… вы не имеете права…
— Что поделаешь! Таков новый пункт налогового законодательства. О, я вас хорошо понимаю. Это тяжело. Это очень тяжело.
— Просто в голове не укладывается, — произнес г-н Ребюффо. — Отнять у меня жену! Почему именно у меня?
— К сожалению, вы не один должны принести такую жертву. Многие мужья получили сегодня такое же уведомление. Да я и сам уже отдал жену. Это очень, очень тяжело. Но ничего не попишешь. Мы живем в жестокий век.
— Но я всегда так исправно платил налоги… — возразил г-н Ребюффо.
— Вот именно! Зная вашу пунктуальность, налоговая инспекция без колебаний внесла вас в списки одним из первых. Но если позволите, я дам вам совет: на сей раз не спешите. Воспользуйтесь предоставленной вам по закону отсрочкой.
Г-н Ребюффо покачал головой и задумался. Нововведение уже не казалось ему таким нелепым, как поначалу. Личный пример инспектора, его заверения в том, что и другие налогоплательщики подверглись такому же испытанию, почти примирили его с мыслью, что нужно отдать государству жену. От сознания собственной самоотверженности и величия приносимой жертвы он даже растрогался и почувствовал себя чуть ли не героем. Впрочем, если быть честным, то надо сказать, что г-жа Ребюффо была женщиной угрюмого нрава и никогда не отличалась красотой. Г-ну Ребюффо, хотя он сам себе в этом не признавался, не так уж тяжело было расстаться с ней. Пожимая инспектору на прощание руку, он вздохнул, впрочем несколько нарочито.
— Мужайтесь, — сказал инспектор.
— Постараюсь, — ответил г-н Ребюффо и вышел.
Возвращаясь домой по улице Лефина (Лефина, Юбер, род. в 1860 г. в Нанжикуре. Прославился благотворительными делами. Пожертвовал городской больнице средства на содержание трех коек; завещал родному городу часть своих владений — ныне это Прибрежный бульвар, где воздвигнут памятник Л. Ум. в 1923 г. в Нанжикуре), г-н Ребюффо не без любопытства рассуждал о том, какова же будет реакция налогоплательщиков, ставших жертвами нового закона. Он прошелся по городу, но не заметил ничего необычного. Под вечер в «Центральном» собралось с полдюжины мужей, получивших уведомления, и г-н Ребюффо, конечно, услышал горькие жалобы на свирепость налоговой полиции. Но общий настрой был каким-то вялым. Мужчины скорее сетовали, чем роптали. В этот вечер все пили больше, чем обычно, и, когда настало время ужина, многие были совсем пьяны. Кондитер Планшон, год назад овдовевший, подстрекал налогоплательщиков взбунтоваться, но тщетно. «Неужели вы так и отдадите жену?» — спросил он г-на Пти, хозяина скобяной лавки. «Раз надо, значит, надо», — ответил Пти. И другие мужья повторили за ним: «Раз надо, значит, надо».
Утром 15 ноября около тридцати супружеских пар стояли перед дверью налоговой инспекции; каждый налогоплательщик вел под руку жену, которую надлежало сдать в кассу. На всех лицах была написана скорбная покорность судьбе. Супруги молчали, лишь изредка вполголоса обменивались последними напутствиями. А налоговый инспектор тем временем уже приступил к оприходованию жен. Его кабинет был разделен невысокой перегородкой. Помогавший инспектору писарь заносил в толстую книгу сведения о поступившей в казну жене и выписывал квитанцию. Инспектор провожал жену за перегородку, отдавал квитанцию ее супругу и говорил каждому на прощание несколько теплых, сочувственных слов. Женщины, ставшие собственностью государства, молча теснились за перегородкой, куда посторонним вход был запрещен, и смотрели, как в кабинете появляются все новые и новые налогоплательщики, чьи жены должны были пополнить их невеселую компанию.
Часов в одиннадцать перед зданием налоговой инспекции собралась такая толпа, что остановилось уличное движение. По воле случая именно в этот день министр налогообложения в сопровождении начальника канцелярии своего министерства оказался в Нанжикуре проездом в избирательный округ, от которого баллотировался. Удивленный необычным скоплением народа у дверей управления, он вышел из машины и полюбопытствовал, что здесь происходит.
Налоговый инспектор встретил министра и начальника канцелярии без тени смущения. Он лишь извинился за то, что приходится принимать столь важных гостей в такой тесноте (кабинет был набит налогоплательщиками), и добавил, улыбаясь:
— Но я не смею об этом сожалеть. Значит, налог поступает исправно. Взгляните, господин министр, я уже оприходовал двадцать пять жен.
Министр и начальник канцелярии недоуменно переглянулись. В ответ на их вопросы инспектор охотно дал разъяснения. Выслушав его, помощник наклонился к министру и прошептал:
— Да он просто сумасшедший!
— Хе-хе! — произнес министр налогообложения. — Хе-хе!
Он с интересом уставился на группу оприходованных женщин и, разглядывая самых хорошеньких, подумал, что для государства открылся новый источник доходов, и, быть может, немалых. Он также обратил внимание на то, что многие жены, в силу непостижимой женской логики, явились к инспектору, надев свои лучшие драгоценности. Министр глубоко задумался. Не желая мешать своему шефу и понимая ход его мыслей, помощник молча смотрел на супружеские пары, которые терпеливо дожидались отъезда высоких гостей, чтобы пройти к столу инспектора.
— Эти славные люди на редкость дисциплинированны, — заметил он.
— Действительно, — пробормотал министр. — Меня это даже удивляет.
И они обменялись многозначительным взглядом. Затем министр тепло пожал руку налоговому инспектору, еще раз оглянулся на оприходованных жен и вернулся к машине.
А через день после этих памятных событий г-н Готье-Ленуар получил повышение: его сделали налоговым инспектором первого класса. Министр налогообложения в своих выступлениях намекал на какой-то грандиозный проект, который должен был полностью обновить всю налоговую систему. Но тут началась война.