Виноградник Ярраби
Шрифт:
— Пошли, киска, пошли, — сказала Юджиния и, подобрав юбки, бегом направилась к кухонной двери. Убедившись, что она слегка приоткрыта, девушка обрадовалась, хотя про себя отметила: странно, что дверь из коридора во двор заперта на засов, а эта открыта...
На столе стояла лампа с прикрученным фитилем. В полутьме кто-то двигался.
— Миссис Малдуни? — спросила на всякий случай Юджиния. — Ваша кошка, похоже, умирает от голоду! Не осталось ли чего-нибудь из еды?
Скрывавшаяся в тени фигура быстро приблизилась.
— Если это ваша кошка... — продолжала Юджиния, но уже в следующее мгновение
— Тише! — прорычал мужчина. — Если вы закричите, когда я уберу руку, пристрелю. А теперь говорите, где еда?
Кошка, по-видимому привыкшая получать пинки, оказалась достаточно дальновидной и предательски в комнату не вошла. Юджиния услышала, как ее мяуканье постепенно затихает в дальнем конце двора. Из бара, находящегося на порядочном расстоянии отсюда, донесся смех. Гилберт там, без сомнения, с помощью пива избавляется от набившейся в глотку пыли и рассказывает о своем винограднике. А жена его оказалась один на один с беглым каторжником, ибо кем еще мог быть этот головорез?
Он на минуту убрал свою отвратительную руку, зажимающую рот Юджинии, чтобы посмотреть, как она себя поведет. Убедившись, что крика не последовало, он ослабил свои тиски и одобрительно кивнул головой.
— Еда! — снова хрипло повторил он.
— Тогда поверните лампу так, чтобы я могла видеть, что делаю, — сказала Юджиния. Неужели это ее голос — такой спокойный, невозмутимый?
Он послушно протянул грязную руку к лампе. Когда в кухне стало светлее, Юджиния быстро осмотрелась вокруг. Оборванец угрожающе маячил между ней и дверью. В руке у него был пистолет. Другая дверь, которая вела, по всей видимости, в кладовую, находилась на противоположной стороне комнаты. Юджиния инстинктивно указала на нее:
— Вон там. Кусок баранины, оставшийся от ужина.
Он схватил ее запястье и потащил за собой. Бог ты мой, и вдруг это вовсе не кладовка? Там было так темно, что ни один из них ничего не мог разглядеть. Однако запах жареного мяса ни с чем не спутаешь.
Его пальцы еще крепче сжали ее руку, буквально впились р нее. Пальцы скелета. Этот человек голоден еще больше, чем та бедная кошка.
— Где еда?
— На полке. Неужели вы не чувствуете запаха?
Она снова действовала совершенно инстинктивно, не осознавая, что голод заставит его забыть об осторожности. Со стоном втянув в себя воздух, он выпустил Юджинию и начал обеими руками шарить по полке в поисках невидимого куска мяса, издающего мучительно соблазнительный запах.
В один миг она успела выскочить из кладовки, захлопнуть за собой дверь и всем телом навалиться на нее. Одновременно она закричала не своим голосом:
— Помогите! Гилберт! Гилберт! Помогите!
Человек стал отчаянно трясти дверь за ее спиной. Она услышала голос, осыпавший ее бранью:
— Ах ты шлюха! Сука! Я убью тебя!
Она снова, не слыша себя, пронзительно закричала, и в тот же миг ей показалось, что все вокруг вдруг с грохотом рухнуло.
Юджиния поняла, что он выстрелил, но явно
Кто-то принес с собой фонарь. Свет внезапно стал слишком ярким, слишком беспощадным.
Беглец, которого она поймала в ловушку и который очутился сейчас между двумя крепкими мужчинами, в самом деле походил на умирающую с голоду кошку на заднем дворе. Это был не человек, а маленькое пугало со спутанной черной бородой и пылающими, обреченными глазами. Он не смотрел на нее. Взгляд его был устремлен поверх людских голов в какую-то недостижимую даль, на лице было то же выражение, какое она видела на лицах каторжников в Сиднее, — безумное, потерянное, непереносимо безнадежное.
Внезапно Юджиния ощутила сильнейшую тошноту. Она почти не сознавала, что Гилберт обнимает ее за талию, а лицо его светится гордостью и восторгом.
— Так, выходит, его поймала маленькая женушка! — воскликнула миссис Малдуни. — Устроила ему ловушку в моей кладовке. В смелости ей не откажешь, право слово! Кто бы мог подумать!
— Дорогая моя! Вы не пострадали? — спросил с тревогой Гилберт, заметив ее побелевшее лицо. — Мы услышали выстрел. Вы только посмотрите! — Гилберт от ужаса присвистнул. — Пуля пробила дверь меньше чем в шести дюймах от вашей головы.
Он так крепко прижал Юджинию к себе, что она почувствовала, как силы оставляют ее, однако упорно не закрывала глаза, наблюдая за тем, как пленнику стягивают веревкой руки. Туго, беспощадно. Неужели они не понимают, что прорвут его плоть до костей?
— Что с вами, дорогая моя? — Гилберт склонил к ней голову в тот момент, когда огородное пугало в лохмотьях выталкивали за дверь.
— Я хотела спросить, дадут ли ему хоть кусок хлеба? Он умирает с голоду.
— Очень скоро он убедится, что есть на свете вещи похуже голода, — сурово изрек Гилберт.
— А такие вещи действительно есть?
— Само собой. Но я предпочел бы, чтобы ваши прелестные ушки об этом не слышали.
— А вы когда-нибудь были так голодны, как он? Он до того хотел есть, что забыл об осторожности. Вот потому-то я и... поймала его.
— И вы проявили себя как наихрабрейшая женщина на свете, — гордо заявил Гилберт, совершенно не поняв, что она пыталась выразить.
— Она заслужила пинту пива, — крикнул кто-то. — Поднесите ей пинту. Она настоящая героиня.
Но Юджиния умоляла, чтобы ей позволили уйти наверх. Никакая она не героиня. В том, что она сделала, не было ничего особенного. Она никаких увечий не получила, если не считать синяков на запястье.
— Нечего преуменьшать то, что вы сделали, — заявил Гилберт.
Юджиния заметила, что глаза у него сильно блестят и что теперь, когда первый шок миновал, у него такой вид, словно бы пережитое волнение доставило ему удовольствие.
— Миссис Джарвис проводит вас наверх. Я поднимусь после того, как удостоверюсь, что пленник надежно охраняется. Нам придется поставить около него стражу, пока не прибудут солдаты. — И он ушел.