Виновник торжества
Шрифт:
— Я их когда-то видел, — бросил на ходу Каледин, направляясь к музыкальному центру и ставя грампластинку. — Представляете, эту пластинку я купил у одного коллекционера. Давно за ней охотился. Хотел купить диск с записями Чюрлениса, да что-то он мне нигде не попадается. А я человек азартный, фонотеку собираю давно, дал объявление в газету. И представьте себе — мне позвонил один пожилой коллекционер, он распродавал свою фонотеку, поскольку собирался уезжать к сыну в Израиль. А пластинки весят много, к тому же транспортировка довольно сложная, вот он и решил не рисковать. Я к нему поехал за Чюрленисом, а купил еще два десятка пластинок. Сейчас все слушают диски,
Турецкий сел на диван, который в этот раз был частично освобожден от бумаг, и приготовился слушать. Рядом с собой он положил внушительных размеров папку с репродукциями.
— Вы знаете, наверное, что отец Чюрлениса играл на органе? — спросил у него Каледин.
— Знаю, — ответил Турецкий, поскольку накануне, готовясь к встрече с Калединым, прочитал в большой статье, приложенной к репродукциям, о биографии и творческом пути Чюрлениса.
Каледин удивленно поднял брови.
— Вы удивляете меня все больше, — не удержался он от похвалы.
— То ли еще будет! — смешливо ответил Турецкий, и, заметив беспокойство во взгляде Каледина, пояснил: — Я же вам говорил, что следователи не такие уж ограниченные люди, как о нас думают. Я бы с удовольствием послушал и симфонические, и хоровые, и камерные произведения Чюрлениса. Но в этот раз давайте ограничимся его органной музыкой, чтобы не слишком утомлять вас.
— Я вам поставлю его концерт «Море» — для оркестра и органа. Очень величественная и одновременно романтическая поэма.
— А у меня как раз есть среди репродукций его цикл «Cоната моря», присаживайтесь рядом, вместе посмотрим. Хотелось бы убедиться, что Чюрленис хотел картинами выразить музыку, а красками стремился передать музыкальные звуки. Во всяком случае, так считает искусствовед, написавший о нем статью для этой подборки репродукций. Вы помните — ведь у него даже художественные произведения часто носят музыкальные названия — фуга, прелюдия, соната…
Каледин с интересом слушал Турецкого, настороженность и беспокойство немного отпустили его.
— Вы так свободно владеете музыкальной терминологией… Только не говорите, что следователи получают еще и консерваторское образование.
— Не знаю, как другие следователи, но у меня такого образования нет. Зато моя жена пианистка, когда-то выступала с концертами. Сейчас педагог-музыкант. Постоянно занимается моей музыкальной культурой. Раз в месяц на концерты ходим всенепременно.
Каледин сел наконец рядом со следователем, и, слушая органный концерт, Турецкий стал передавать ему репродукции.
— Вот, смотрите, Чюрленис даже свои картины называет частями сонатных циклов. — Скупая улыбка появилась на лице Каледина, и он внимательно изучил одну за другой репродукции: цикл «Соната весны» и «Соната моря» с указанием частей — Аллегро, Анданте, Скерцо, Финал. — Какая гармония… — тихо проговорил он, наслаждаясь звуками музыки и рассматривая картины.
— Да, он один из тех редких художников, которые чувствуют музыку в природе, — подтвердил свои ощущения Турецкий. — Я очень люблю море, хотя, к сожалению, редко удается выезжать туда на отдых. И, вы знаете, море мне иногда снится — его бескрайность, уходящая к горизонту, даже всплески волн слышу…
А вы любите море, Андрей Борисович?
— Да, люблю, — как-то неуверенно ответил математик.
— А вам оно снится?
— Очень редко, — неохотно ответил Каледин. Что-то в его лице неуловимо изменилось, и Турецкий почувствовал перемену, только не мог себе объяснить ее причину.
— Спасибо вам большое, не стану больше злоупотреблять вашим гостеприимством. — Турецкий стал собирать все репродукции в папку, наконец встал с дивана под заключительные аккорды органа с оркестром. Хозяин дома пошел провожать гостя, и лицо его выражало нескрываемое облегчение. Они вежливо пожали друг другу руки, и Турецкий уважительно заметил:
— У вас такие большие и крепкие руки, жаль, пропадают зря. Держать ручку в такой руке просто грех, вам бы борьбой заниматься. Не ходите в спортзал?
— Я абсолютно неспортивный человек. Да к тому же, скажу вам честно, всякие там силовые приемы не для меня. Я даже в детстве никогда не дрался. Сейчас уже можно признаться — боюсь боли. Когда-то сломал руку, упал в гололед, так пока мне делали укол новокаина перед укладкой в гипс, потерял сознание. А зубы лечить для меня каждый раз все равно что на эшафот всходить. И боли от укола не выношу, и без укола не выдерживаю. Нашел одну клинику, где под общим наркозом лечат, только туда и хожу. Правда, когда потом просыпаюсь, голова болит, тошнит, но все лучше, чем боль терпеть.
— Сочувствую вам, сам не люблю зубы лечить. Ну, извините за то, что отнял у вас время. Всего вам хорошего. После такого замечательного вечера у меня будет отличное настроение. Может, и на завтра хватит.
— И вам спасибо, — вежливо ответил хозяин. — Мне тоже было приятно провести время с вами, к тому же поучаствовать в такой замечательной культурной программе.
Турецкий сбегал по ступенькам как на крыльях, держа драгоценную папку с репродукциями у своей груди. Не было у него сейчас большей ценности, чем эта папка. И он был уверен, что Каледин отдал бы все золото мира, чтобы вернуть ее себе, знай он, с какой целью Турецкий приносил ее.
В одиннадцать часов следующего дня стало известно, что отпечатки пальцев Каледина на репродукциях картин Чюрлениса совпадают с отпечатками пальцев на стенке лифта в первом эпизоде и на часах убитой в третьем эпизоде расследуемого дела. Турецкий ликовал и ходил как именинник.
— Витя, пора просить у прокурора санкцию на обыск квартиры Каледина. Мне не дают покоя даты совершения изнасилований и убийств. Должно же быть этому объяснение. Уверен, мы у него найдем какие-то записи, если он не действовал проще — просто отмечал в календаре свои «выходы».
— Пока прокурор даст санкцию на обыск, распоряжусь снять по секторам все патрули и назначить наружное слежение за его домом. Подключим несколько человек для слежения за ним в течение всего дня, если он будет покидать дом. Возьмем его в тиски, чтоб не выскользнул ни на секунду. — Гоголев набрал номер телефона и стал отдавать распоряжения.
Андрей Борисович все еще находился под впечатлением удачной защиты диссертации. Он не сомневался, что до конца следующего года Высшая аттестационная комиссия утвердит его новую степень — доктора математических наук. Бывали случаи, когда на утверждение ученой степени уходило меньше времени. На его памяти двое его коллег получили степень уже через девять месяцев. Но нужно набраться терпения, а пока можно продолжать научную работу, благо — лето впереди, время отпуска, не нужно будет вставать спозаранку в университет. Каледин предавался приятным мечтам и ел пирожное под музыку ирландских баллад. В дверь позвонили, и он досадливо поморщился. Что-то в последнее время его одолели незваные гости. Точнее, гость был один и тот же, и это совсем не нравилось Андрею Борисовичу. Но не выгонять же его.