Виновник завтрашнего дня
Шрифт:
— Как будем дальше? — Седых плеснул Гонгчарову на руки очередную порцию воды, а потом и сам отпил из бутылки, выравнивая сбившиеся дыхание.
— Никак, — смыл с лица кровь, кривясь от жжения в рассеченной брови. По ощущениям, вроде всё цело. Так, пара ссадин да бочина побаливала, а там будет видно. — Я со Скибинским сам поговорю.
— Так может…
— Никаких «может»! — рявкнул, на ходу вытерся краем футболки. Никто не должен знать о причине конфликта. Турский не будет распространяться, так как никто ему не давал права на девушку. Сказано было: если сама даст добро — без проблем. Влада не давала,
Такого как Турский не грохнешь просто так. Но и сидеть, сложа руки, Гончаров тоже не собирался. Стоило ускориться, землю грызть зубами, но найти на него компромат. Прижать как-то с*ку к стенке. Если не сделает этого — прижмут его. И вряд ли в следующий раз ограничатся бейсбольными битами.
Разговаривали в сторонке, подальше от оставленных у обочины машин. Прихваченные в спешке парни расхаживали вдоль трассы, обсуждая недавнюю потасовку. Размяли руки, ничего не скажешь. И казалось бы, не с врагами ведь, а со своими. Не правильно как-то. Но и набрасываться толпой на одного считали сверх подлости. Если уж и решать спор, то по-честному, как положено.
— Как знаешь, — мрачно согласился Седых, провожая друга к машине.
Гончаров прошелся по волосам пятерней, гася остатки недавней злости и прикрыв глаза, попытался взять себя в руки. Седых ни в чем не виноват. Наоборот…
— Вань, — тяжко вздохнул, оперся о дверцу, нетерпеливо играя скулами, — давай потом поговорим. Сам видишь, ситуация хреновая. Я сейчас начну с тобой беседы вести, а там Владка слетела с катушек. Кто потом отвечать будет?
Седых понимающе вздохнул. Оно то так, но… он и сам бы мог поехать за Некрасовой.
— Ладно, — перебил поток его мыслей Гончаров, сев за руль. — Спасибо за помощь, с меня причитается.
— Да ты что, Лёх? Какие долги? Ты уже свой, мы все за тебя горой. Ты главное дров не наломай, — пожал протянутую в благодарность руку, с тревогой заглядывая в глаза. — Ага?
— Постараюсь, — пообещал смазано. Оба знали, что всё далеко не так просто. Перешагнул Гончаров установленную черту. Уже давно. И Седых это видел. Может, и не правильно, что прикрывал его, но и пойти против, сдав Скибинскому, не мог.
До утеса Лёшка домчался за несколько минут. Не ехал, а летал, не обращая внимания на раскинувшуюся вокруг красоту. Смотрел только перед собой, уставившись сначала в едва виднеющуюся точку, а потом, при приближении, и на саму девушку.
Влада сидела на плоском камне и при его приближении вскочила на ноги, стирая со щёк слёзы. Не делая резких движений, Гончаров вышел из машины, и с каждым пройденным шагом видел, как на её лице одна за другой меняются эмоции.
Не смотря на солнечное утро, ветер тут бушевал нехилый. Владкины волосы развевались от резких порывов, платье облепило стройную фигурку, покрывая кожу колкими мурашками. Шатало её от него, скрывало лицо длинными прядями. Влада остервенело отбрасывала волосы назад, а когда Лёшка шагнул к ней, выставила вперёд дрожащие руки.
— Не подходи! — прозвучало как-то не убедительно. Смотреть на него не могла. — Не надо делать вид, будто тебе есть до меня дело.
Лёшка всё же шагнул. Влада отскочила. Он ещё сделал шаг. Бессонница, бесконечное нервное напряжение давали о себе знать. Едва заметно
— Есть, — произнес твердо. — Кому как не мне заботиться о тебе.
— Прекрати! Я не верю тебе, — прошептала беззвучно. Ей бы с мыслями собраться, зализать разбитое сердце, а он ещё больше бередил его, вызывая адскую боль. Апатия накатила, полная отстраненность. Было пофиг на всё. Даже его вид не вызвал беспокойства. Всё равно. Заслужил, значит. Может, Павел Олегович увидел тоже, что и она и провел воспитательные процедуры? Было бы неплохо.
Лёшка начал закипать. А когда Влада отступила едва не к самому краю, внутренне обмер. Бывал в разных ситуация, но чтобы в такой?.. Не было в нем всех этих психологических уловок, умения убеждать. По-другому привык склонять на свою сторону, да и Владка выглядела слегка обезумевшей. Тело тут, а вот мыслями была далеко. Смотрела на него и словно не видела. Было от чего напрячься.
— Быстро отошла от края, — приказал, едва сдерживаясь. Внутри всё застыло от страха. Успел заметить, что высота приличная, да и насколько коварна глубина, не знал. А вдруг подводные камни? Расхерячит свою красивую мордашку, покалечится, кому потом нужна будет. Спрятанные в карманах джинсов разбитые кулаки неприятно терлись о грубую ткань, заставляя едва заметно морщиться.
— А то что? — выдавила из себя сквозь сдерживаемый смех, а потом и вовсе рассмеялась, пошатываясь на ветру.
Ну да, сейчас он не выглядел настолько авторитетно, чтобы сходу броситься выполнять его приказы. Кое-как приклеенный над бровью лейкопластырь, моментально налившийся под глазом фингал, разбитая губа и, судя по пульсирующей щеке, ещё и ссадина, являли собой отнюдь не угрожающее зрелище, а самое, что ни на есть, жалостливое.
— Спасибо тем, кто отп*здил тебя, Гончаров, — прекратила заливаться, обняв себя за плечи, посмотрев на него опустошенно. — Так тебе и надо.
Не понравились её суженые зрачки. Обкуренная, что ли?
— Я запомню твою доброту, — снова сплюнул собравшуюся во рту кровь. — А сейчас, живо отошла от края!
В насыщенных, серо-зелёных глазах промелькнуло беспокойство. Задело за живое сказанное. И так всегда: стоило выстроить вокруг себя оборонительные укрепления, как Лёшка вмиг их разрушал. Не брала его ни любовь её, ни преданность. Он всегда ранил её. При чем не столько действием, сколько обычном словом. Колючим взглядом и циничной улыбкой. А о холоде голубых глаз и говорить нечего. Ни разу не увидела в них тепла. Ни разу.
Лёшка напрягся сильнее обычно, заметив, как упрямо поджались пухлые губы, и как следом за этим, их обладательница демонстративно сделала шаг назад.
Вздохнул, прекрасно зная, откуда растут ноги. Что же, настал черёд расставить все точки над «і».
— Не сходи с ума, — сделал шаг вперёд, но предусмотрительно поднял ладони вверх. Стоило усыпить её бдительность, пока не случилось горе.
— Ты всё неправильно поняла. Но и тому, о чем ты себе намечтала — не быть.
Её сердце неспокойно забилось, и возникло неконтролируемое желание сделать себе ещё больнее. Она ведь как садомазохистка, каждодневно истязала себя надеждами, ожидая, что свершится чудо. Просто захотелось развеять миф о безответной любви. Доказать всему миру, что бред это всё. Если будешь бороться, идти до конца, безразличный к тебе мужчина прозреет, обратит, в конце концов, на тебя внимание, ответит взаимностью.