Виновник завтрашнего дня
Шрифт:
— Прекратить? — вышел, всматриваясь в расширившиеся зрачки.
— Не-а, — притянула к себе обратно. — Только давай одним махом, хорошо?
Лёшка кивнул, опираясь рукой над её головой, снова потерся головкой, дразня тугое лоно, а затем, не предупреждая, ворвался одним резким толчком до самого упора.
Вика вскрикнула, приподнявшись, и прижалась к его губам, пытаясь заглушить гортанный стон.
Замерли, прислушиваясь к ощущениям. Гончарову было не впервой иметь дело с девственницами, но у каждой сей процесс происходил по-разному. Конечно, лучше сразу, без изматывающей
Дождавшись, пока Вика снова расслабиться, возобновил толчки, но уже размеренно, считывая с затуманенных глаз малейший признак боли.
Но её, боли, больше не было. На смену ей пришла долгожданная волна наслаждения, затопившая с ног до головы и позволяющая ощущать кайф от ускорившихся со временем движений.
Оказалось не так уж и больно. Зря только накручивала себя. Скользя ладонями по мускулистой спине, начала тихо постанывать, закрыв от нахлынувшего удовольствия глаза.
Глава 2
— Маш, ты можешь хотя бы пять минут постоять спокойно?!
Сероглазая девочка повернулась к матери, прекратив носиться по вымощенной перед военкоматом площадке, и послушно подошла к родительнице.
— Мне холодно, — передернула плечиками, прижимаясь к матери и в который раз окинула взглядом разношерстную толпу, среди которой больше всех выделялись призывники.
Лёшка и себе поежился, прогоняя с рук колкие мурашки. Как бы и лето уже скоро, а по утрам всё равно ещё было по-весеннему свежо. Да и старая толстовка грела относительно, скорее создавая видимость тепла, нежели его присутствие.
Возле ног ютилась спортивная сумка, доверху набитая домашней выпечкой. Как не злился, отнекиваясь, мама всё-таки напарила харчей, попросив «не выпендриваться», а принять с благодарностью потраченное у плиты время.
Согнув в локте руку, посмотрел на отцовские часы, начав покусывать губы. На петляющей между высокими елями дорожке так никто и не показался.
Неужели не придет? И сам не знал, чего хотелось больше. Чтобы провела или осталась дома в теплой постели и не рвала обоим душу? За те сутки, что провели у Русого на хате, привязался к девчонке сильнее, чем за целый год ежедневных встреч.
Пытаясь не замечать вытертые украдкой материнские слёзы, принялся изучать таких же, как и он, «баловней судьбы», периодически оборачиваясь назад.
Кто-то был собран и серьёзен, стараясь сохранить невозмутимость, кто-то ещё толком не протрезвел, отмечая накануне проводы. Были и девушки, пришедшие поддержать, и друзья-приятели, не поленившиеся подняться в пять часов утра, и даже дальние родственники.
Шумно. С одной стороны — весело, с другой… Да ну его. Проще не замарачиваться раньше времени, а то и самого накроет. И так чувствовал на глазах предательскую влагу, хотя никогда не считал себя сентиментальным.
Раньше вообще по два года служили и ничё, нормуль. Что такое год? Если верить тому, что понарассказывали бывалые служаки, то 365 дней пролетят
Только на это и уповал. Чтобы гоняли до изнеможения и выбили все мысли о соблазне женского тела со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Лёш, ты главное пиши, — тихо попросила Надя, заметив оживление. К военкомату подъехали два Икаруса, извещая собравшихся о начале погрузки. Возле них тут же нарисовались прапорщики, собираясь провести перекличку. — Слышишь? — дернула сына за рукав, привлекая к себе внимание. — А то я знаю тебя. Хотя бы пару строчек, жив, здоров, не обижают.
Лёшка обнял её и поцеловал с чувством такую же, как и у него, темно-русую макушку.
— Хорошо, мам, — сжал до хруста хрупкое тело, приподняв над землей.
Она рассмеялась, припав к его груди, и с жадностью втянула сладко-приторную смесь сигаретного дыма вперемешку с лосьоном после бритья.
— Аврамов… Алтушов… Афонин…
— Как? Уже? — вскинула встревоженное лицо. Ей сколько не дай времени — всё мало.
Маша и себя жалась к его бедру, чувствуя, что началось самое важное. С братом у неё была разница в четырнадцать лет, но она никогда не чувствовала её. Он был её нянькой, защитником, другом. Научил драться, кататься на велосипеде, стрелять из рогатки. Без него будет скучно, тоскливо, неуютно.
Посмотрела на взволнованную маму и сама взгрустнула, поддавшись всеобщей атмосфере.
— Возвращайся поскорее, Лёш, — попросила дрожащим голосом и тут же очутилась на его руках.
— Эй, Машкевич, ты чего? Отставить нюни! Или ты рёва-корова?
— Нет, — замотала головой, обнимая, — не рёва.
— Умница! Присматривай тут за мамой, я верю в тебя, — прошептал на ухо, и прижал к себе крепко-крепко. Всё-таки начало накрывать. И ведь не пацан сопливый, не способный сдерживать эмоции, а здоровенный быгай, а всё равно ёкнуло, зашевелилось в груди что-то тоскливое, заставляя невольно проморгаться.
— …Бараненко, — оглашался тем временем список и собравшаяся вокруг толпа начала потихоньку рассеиваться. — Что вы как сонные мухи! Быстрее, быстрее, — распинался один из прапоров, листая список. — Будем из вас мужиков делать, а то прикипели к мамкиным юбкам…
Лёшка кивнул появившемуся в окружении родных Руслану и смирился с тем, что так и не увидится на последок с Некрасовой. То, что вчера провели вместе весь день — было ничтожно мало. Хотелось большего, намного большего и чтобы в эту минуту она тоже была рядом.
— Гончаров!!!
От прозвучавшего неожиданно оклика вздрогнул. Быстро взял себя в руки, выкрикнув громкое «Есть!» и дергано приобнял расклеившуюся мать.
— Всё, уходите, — подтолкнул назад, борясь с непривычным першением в горле. — Всё будет нормально. Не плач. Машка, дай пять! — наклонился к притихшей сестрёнке, выставив вперед ладонь. Звонкое соприкосновение огромной мужской пятерни с хрупкой детской ладошкой вызвало у присутствующих улыбку.
Надя вытерла слёзы, помня, как обещала держать себя в руках, и тоже натянуто улыбнулась.