Винтервуд
Шрифт:
Она никогда не думала, что его лицо может стать таким холодным, таким суровым.
— Доктор Манроу сказал, что он выпил какую-то дозу опия?
— Нет, доктор Манроу приписал состояние Вилли ягодам, которые тот съел. Некоторые из них были, наверное, ядовитыми. Но бутылочка оказалась почти пустой. Последний раз, когда я ею пользовалась...
— Вы ею пользовались, мисс Херст? — Он говорил таким тоном, словно перед ним чужой человек и к тому же такой, которому он не доверяет.
— Да, я как-то на днях вечером дала Флоре выпить несколько капель, когда она была в истерическом состоянии.
— И часто вы это проделывали?
— Всего один-два раза. Мне велела это делать мне, миссис Мерион. Я должна признать, что действие было магическим.
— Бутылочка была совсем маленькая?
— Совсем маленькая. Я могу вам ее показать.
— В таком случае, если вы пользовались ею несколько раз, не должна ли она быть почти совсем пустой? Вы уверены, что помните, сколько оставалось жидкости?
— Я не слепая.
Он посмотрел на нее, и в его недоверчивом взгляде читалось, что, хоть она и не слепая, с памятью у нее, возможно, не все в порядке.
— Буфет, в котором стоял флакончик, был заперт?
— Нет.
— В таком случае к нему мог иметь доступ всякий, любая прислуга, питающая тайное пристрастие к опию. Такие вещи, как вам, без сомнения, известно, случаются. Человек, привыкший к употреблению опия, не обязательно засыпает. Когда — до сегодняшнего дня — вы проверяли флакончик, чтобы установить, насколько он полон?
Он забрасывал ее вопросами так, как если бы подвергал ее перекрестному допросу в суде. В ее ушах ясно звучали те, другие, вопросы: «Не скажет ли свидетельница суду, в каких отношениях она находилась с покойным? Дружеских? Интимных? Приглашала ли она его ранее в тот вечер к себе в комнату? Была ли игра в карты предлогом для этой ночной встречи?» Лавиния почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Она не могла поверить в то, что лицо инквизитора перед ней — лицо Дэниела, что жестокий, неумолимый голос, который она слышит, — это голос Дэниела.
— Вы сами видите, мисс Херст, вы ни в чем не можете поклясться, а между тем вы, по всей видимости, намекаете на то, что моя жена могла иметь к этому какое-то отношение. Да как вы смеете?!
Она не понимала, что его мрачный вид — это вид человека, у которого сердце готово разорваться. Она знала одно: она не меньше его способна дать волю гневу.
— Да, смею, потому что мне небезразлично благополучие вашей дочери. Да, небезразлично, хотя, когда я поступила к вам, мне вовсе не хотелось, чтобы так случилось. И я никого конкретно не обвиняю, я вам сообщаю только факты. Прежде чем вы окончательно отмахнетесь от сказанного мной, вы должны по крайней мере переговорить об этом с доктором Манроу. А также с вашей женой и ее кузеном. Я вам сказала, что это ваша жена первой предложила прибегнуть к опию. Она получила его, сказав аптекарю, будто ей он нужен для Флоры, у которой болит зуб, но у Флоры зуб не болел. Зачем ей понадобилось лгать?
Он молниеносно ухватился за слабое место в ее версии:
— В то время ее тетка была жива?
— Да.
— Она не успела составить новое завещание? Во всяком случае, Шарлотта о нем не знала.
— Нет, не знала.
— Тогда что же за фантастическая история родилась в вашем сознании, мисс Херст, о причине, побудившей мою жену приобрести смертельный яд? Может, она хотела ускорить смерть своей тетки, чтобы та не изменила свое завещание?
— Неужели вы способны шутить в такую минуту!
— Нет. Я не шучу. У меня нет для этого оснований. — Она вся сжалась под его обвиняющим взором. Может, он думает, что она пытается сознательно погубить Шарлотту? — Вам бы следовало вернуться к своей подопечной.
— А вы что намерены делать? — спросила она, выходя.
— То, что сочту нужным.
Ей не оставалось ничего иного, как уйти. Сейчас не время было думать о ее собственных чувствах. Даже если она навсегда запятнала себя в его глазах, она испытывала печальное удовлетворение от сознания, что ею руководили исключительно интересы Флоры. Вела ли она себя несдержанно и импульсивно? Были ли ее мысли слишком настроены на возможность катастрофы? Может, и так. Возможно, ее собственный опыт лишал ее способности рассуждать спокойно. Быть может, она преувеличила то, насколько значительно уменьшилось содержимое бутылочки с опием. Быть может, Шарлотта сама принимала из нее опий, как, вероятно, поступала нередко, и единственной причиной, побудившей ее купить лекарство, было то, что она привыкла его употреблять.
Наверняка существовал какой-то простой ответ на все эти вопросы. Она была уверена, что найдет его, если будет в состоянии поразмыслить спокойно.
Но ее не покидало лишь одно чувство — холодящее сердце удивление. Не верилось, что этот человек, там внизу, с его суровыми глазами и жестокими словами, когда-то говорил, что любит ее.
Когда Флоре пришло время ужинать, Лавиния попросила Мэри принести поднос с едой и для нее. Она сказала, что ей не хочется спускаться вниз. Пришлось заверять Флору, что она не заболела. Однако несколько позже девочку еще больше заинтриговали происходящие события.
— Мисс Херст, что вы делаете?
Лавиния вносила в комнату одеяла и давала указания Мэри и Лили, пыхтевшим под тяжестью матраца, который они тащили:
— Поставьте его там, у окна. Я буду спать здесь, у тебя в комнате, Флора. Боюсь, что теперь, когда сил у тебя прибавилось, ты можешь ночью свалиться с кровати. Я вообще никогда не считала, что тебе следует спать одной.
У Флоры моментально возникли подозрения.
— Мое состояние ухудшилось?
— Нет, оно значительно лучше. Я же тебе объясняю.
— А вы правду говорите?
— Разумеется. Разве я когда-нибудь говорила тебе неправду?
— Тогда почему у вас такой сердитый вид? Я совсем не хочу, чтобы вы спали в моей комнате, если вам это так неприятно.
На этот раз у Лавинии лопнуло терпение.
— Ради Бога, не усложняй ситуацию. Уж позволь мне действовать так, как я считаю нужным.
Слуги тоже были удивлены. Она знала, что они начнут сплетничать. Тем лучше. Чем скорее кто-то там узнает, что Флора ни на минуту, ни днем ни ночью, не остается одна, тем лучше.
Мэри доложила, что хозяйка спустилась вниз к ужину. Лицо у нее было белое, как у призрака, и она опять надела свое черное траурное платье. Она расстроилась оттого, что хозяина за столом не оказалось, но он все-таки пришел, когда они уже приступили к третьему блюду. Он сказал, что задержался где-то по делу. Мистер Пит на этот раз был в дурном настроении и почти не разговаривал. Но зато мною пил (эта информация исходила от Джозефа, прислуживавшего за столом) и курил сигары хозяина. Как только хозяин и сэр Тимоти удалились в библиотеку, он остался пить портвейн в одиночестве. Сэр Тимоти говорил что-то насчет того, что прибыли проекты нового крыла дома, но хозяин сказал, что они его больше не интересуют, по крайней мене, в данный момент. У него слишком много других забот.