Винтервуд
Шрифт:
Дэниелу, как и Шарлотте, смерть Флоры была бы выгодна. Тогда он смог бы приступить к осуществлению своих заветных планов в отношении Винтервуда, от которых пришлось отказаться, когда леди Тэймсон изменила свое завещание. Он мог попытаться утешить свое горе от потери горячо любимой дочери, пристроив историческое новое крыло к своему столь же горячо любимому дому.
Лавиния не в состоянии была избавиться от путаных мыслей. В конце концов она села писать письмо Элизе, которой ей очень не хватало. Элиза умоляла время от времени сообщать ей, что происходит, особенно если это касалось Флоры. Она оставила Лавинии адрес своей сестры в Норфолке.
Излить на бумаге все свои мучительные тревоги было большим облегчением. Элиза, находившаяся в стороне от событий, способна была судить обо всем хладнокровно и прийти к разумным выводам. Лавиния запечатала конверт и велела опустить его в почтовый ящик в холле. Интересно, как долго ей придется ждать ответа? — нетерпеливо спрашивала она себя.
После этого она начала готовиться ко сну. Постель ее была приготовлена на полу. Спать она будет неспокойно, если вообще сможет заснуть. Такой одинокой она себя еще никогда не чувствовала.
Однако она только начала раздеваться, как в дверь Постучали. Вошла Фиби и сообщила, что хозяин хочет видеть ее внизу. Она, Фиби, должна посидеть около Флоры, пока Лавиния будет отсутствовать.
Он был в библиотеке совершенно один. Брюзгливым тоном он велел ей закрыть дверь, а затем подойти и сесть у камина. С ребячливым упрямством она заявила, что предпочитает постоять и выслушать, что он имеет ей сказать, но он коротко возразил, что он-де устал и как же он сможет сидеть, если она будет стоять.
Таким образом, против ее желания, атмосфера создалась теплая и интимная. С какими льстивыми речами он намеревается обратиться к ней на этот раз? Суровое выражение исчезло с его лица, и он действительно выглядел усталым.
— Почему вы не спустились к обеду, мисс Херст?
— Я предпочла поесть вместе с Флорой.
— Да, да, я понимаю. А сейчас Фиби осталась с ней?
— Да, мистер Мерион.
— Хорошо. Ну так вот, вы, вероятно, хотите знать, что сказал доктор Манроу?
Лавиния невольно с интересом подалась вперед.
— Вы виделись с ним?
— Да, виделся и говорил о яде, которым отравился Вилли Джоунз.
— И что он сказал?
— Он старый дурак. И к тому же полуслепой. Сам не понимаю, почему мы до сих пор пользуемся его услугами — разве что потому, что он всегда был нашим домашним врачом. И все-таки нельзя продолжать лечиться у врача, у которого на обоих глазах катаракта. До сегодняшнего вечера я не знал, что он ничего не видит; уронил трубку и начал искать, хотя она была прямо у него перед носом.
— Но что он сказал о Вилли, мистер Мерион?
— Он сказал, что мальчик сознался, что ел дикие ягоды, которые прежде никогда не причиняли ему вреда, но в этот раз ему, очевидно, попались особенно ядовитые, скорее всего белая бриония. Его, наверное, привлекли ее яркие ягоды. А может, это был черный паслен, ягоды которого неотличимы от черной смородины. Промывание желудка показало, что он ел ягоды, а также пил молоко. Доктору Манроу не пришло в голову заподозрить, что в молоке могло содержаться что-то еще, так как он видел перед собой ягоды, но тем не менее он признал, что симптомы, которые он наблюдал У мальчика — крайняя сонливость и инертность, — могли быть вызваны каким-нибудь другим ядом, например, опием. Главное, что больной поправляется и наверняка усвоил, что нельзя есть и пить что попало.
— И это все? — спросила Лавиния. — Выходит, никаких окончательных выводов нет.
— Нет. В отличие от вас, мисс Херст, я не намерен заявлять, что Вилли Джоунз едва не умер от питья, которое предназначалось для моей дочери.
— Вы в это не верите?
— Л вы?
— Я... я не уверена.
— Вас успокоит, если я вам скажу, что моя жена призналась, что не так давно дважды принимала опий, причем последний раз вчера вечером? Она сказала, что не могла заснуть. Вы сами знаете, в каком состоянии ее нервы, так что вряд ли вы станете отрицать, что она говорит правду.
— Конечно, не стану, — неохотно подтвердила Лавиния.
— Я хочу, чтобы содержимое этого флакончика было вылито.
— И это все, что намерены предпринять?
— Я хочу также извиниться перед вами за тон, каким разговаривал с вами сегодня днем. Вы нанесли мне крайне неприятный удар.
— Я знаю.
— Я думаю, вам, возможно, придется уйти, мисс Херст.
— Уйти?!
Она перехватила взгляд его черных глаз.
— Ситуация стала невыносимой. Я думал, что... но это невозможно. Как вы находите состояние Флоры после ее поездки в Лондон.
— Она окрепла.
— Да. Я тоже так считаю. Я думаю, она поправится. После Рождества Эдвард уедет с Саймоном в школу и я собираюсь на неопределенное время увезти Флору за границу. Если бы вы были настолько добры, чтобы остаться до тех пор... — он протянул к ней руку, — если я прошу у вас не слишком многого. Я уверен, что вы понимаете.
— Ситуация совершенно такая же, какой она была, когда мы были в Лондоне, — взорвалась Лавиния.
— Нет, хуже. Намного хуже. — Он собрался было что-то добавить в объяснение своих слов, но передумал и вместо этого сказал ей бесстрастным тоном: — А до тех пор я не хочу, чтобы Флору хотя бы на минуту оставляли одну. По-моему, вы и сами что-то предприняли на этот счет. Я высоко ценю вашу осторожность, и, хотя я нахожу все это излишним, рисковать мы не станем. Это вас устраивает?
Почувствовав, насколько сильна его боль, она позабыла о своей собственной:
— Мистер Мерион, эта ситуация не может длиться вечно!
— О, вряд ли она будет длиться. Как ни странно, мир не рушится. А тем временем приближаются праздники, и я хочу, чтобы детям было весело. Позаботиться об этом — ваша задача, мисс Херст. Можете вы с ней справиться?
Она сказала «да» просто потому, что больше сказать было нечего.
Глава восемнадцатая