Vip-зал

Лапидус Йенс

– Это Филип, – громко прошептал он с другого конца комнаты. – А второй – Ян.

Эмили четко видела красные брызги на белой клеенке под Филипом. Это напомнило ей широко раскрытые глаза Анины. А это был тот человек, на которого Анина хотела заявить за изнасилование.

Нетвердым шагом она подошла ближе, склонилась над клеенкой и почувствовала, как у нее свело желудок. На несколько секунд ей показалось, что сейчас ее вырвет. К нёбу подступила кислая волна из желудка.

Она вытащила из сумки салфетку и промокнула губы. Так не пойдет, ей нужно заняться работой. И здесь полумертвый человек, которому нужна ее помощь.

Она подошла еще ближе и села на корточки около Филипа.

Он лежал, прижавшись щекой к полу. Его лицо было трудно узнать. Нос казался кровавым комком, а глаза так опухли, что превратились в щелки. Ухо было разорвано и все в крови, губы лопнули. Изо рта и ушей бежала кровь. В полуметре от него на полу – похожее на зубы.

– Он дышит и жив, я проверил.

Тедди повернулся к ней.

– И это я положил его на бок, лицом вниз. Но я не уверен, что он выживет. Я бы сказал, что он получил сильное сотрясение и голова вся разбита. Кто-то его серьезно обработал. Я позвонил в «Скорую», но больница здесь далеко, так что пройдет какое-то время, пока они приедут.

Эмили почувствовала, что ее дыхание участилось.

– Мы можем что-то еще сделать?

– Вряд ли. Крови не так много, но я не знаю, что сломано. Его, может быть, опасно поднимать. Самое важное – чтобы был доступ к воздуху, они так сказали в 112. Ян тоже жив, он не так сильно пострадал.

Эмили поняла, что сейчас ничем не сможет помочь Филипу. Она подошла к Яну.

Он лежал на боку, подтянув колени к подбородку. Волосы растрепаны. Над бровью была царапина, щеки красные. Видимо, на него тоже напали, но, насколько она могла видеть, крови не было.

Она нагнулась.

Его широко раскрытые глаза встретили ее взгляд.

– Как вы? – спросила она.

Он медленно сел и сплюнул кровью.

– Справлюсь. Но что с Филипом?

– Он выживет. Мне так кажется, – ответил Тедди.

Ян массировал запястья.

– Они и меня забрали.

– Кто? – спросила Эмили.

– Те, кто похитил Филипа.

– Где они сейчас?

– Я не знаю. Они сбежали.

Ее вопрос оборвался резким звуком. Он раздался снаружи. Похоже на выстрел.

Она подошла к окну и, приподняв штору, взглянула на заснеженный сад. Она никого не увидела.

Тогда снова раздался тот же звук, еще один выстрел.

– Я выйду посмотреть, что происходит. Ждите здесь, – сказал Тедди.

* * *

Эта квартира была тюрьмой. А мир вокруг – полем боя.

Невероятно мрачное место. Место, где сейчас все нужно исправить. Иначе Карл-Юхан не знал, чем все это закончится. Что ему делать с самим собой.

Двадцать минут назад позвонил Магнус и рассказал, что Эмили, похоже, нашла дом, где держат Филипа. Он дал Карлу-Юхану адрес и сказал только:

– Поддержите друг друга. Я позвоню, когда больше узнаю.

Титти сидела рядом с Карлом-Юханом, когда он положил трубку. Ее лицо было белее снега, лежавшего на карнизе. Она-то определенно не хотела его поддерживать, не хотела говорить. Его это полностью устраивало.

Он все равно не мог подобрать слов.

А то, что Каролина рассказала ему о своей причастности ко всему этому?

Сейчас ему, честно говоря, не до этого.

Дело в том, что Карл-Юхан знал этот адрес. Там была усадьба, которая вот уже минимум полгода как выставлена на продажу. Он, к сожалению, не знал имени владельца, но его хороший друг, Том Крона, недавно упоминал о продаже.

Где-то в миле оттуда было жилище Тома и Кристины. Они уже десять лет жили в поместье Лагербю. Карл-Юхан вспомнил, как осенью был там в засидке на охоте.

Карл-Юхан обожал ждать в засидке. При обычной травле, которая проходит позже, зверя гнали по лесу, охотники сидели себе спокойно на пятых точках и ждали – это было как-то менее спортивно. Но в засидке – здесь ты сам выслеживаешь косулю, а не она несется прямо на тебя.

Крона владели чуть более чем тысячью гектарами угодий, записанными как сельскохозяйственные земли. Так они платили меньше налогов и могли получать определенные субсидии от ЕС.

Где-то три четверти этих угодий составляли леса, остальное – поля и пастбища. Конюшни и выгоны они сдавали каким-то заводчикам, а гравийный карьер – горнодобытчику «СВЕ Шахт», но валкой лесов Том Крона занимался сам. Кроме того, охотничьи угодья здесь были фантастические.

Карл-Юхан знал, что Титти всегда мечтала жить в такой усадьбе. Может, им стоит приобрести то место, о котором говорил Том, размышлял он.

Карл-Юхан вспомнил, как он стоял рядом с Томом. Лес был густой, на маленьком возвышении лежал олень, которого уложил Том. Выстрел эхом прокатился по владениям.

Том положил зверя на правый бок. Он уже перерезал ему горло и собирался подготовить тушу.

– Вот это настоящий старый дьявол, – сказал он. – Неплохой экземпляр. Как раз таких и нужно валить на охоте.

Карл-Юхан кивнул.

– Никак не могу смириться, что я уже готов был выстрелить, когда ты меня опередил.

– Такова жизнь.

Том наклонился и отрезал животному половые органы. Потом он вспорол тушу вдоль живота.

– Но это в последний раз, – сказал он.

– Почему?

– Мы продаем Лагербю.

– Что? Я не знал.

Перчатка Тома покраснела от крови, бежавшей из тела зверя.

– Это так неприятно, Карл-Юхан, я бы предпочел, чтобы ты никому не рассказывал, даже Титти. Но у нас нет больше средств. На нас здесь довольно большие кредиты, и с лесом и добычей гравия все пошло не совсем так, как я предполагал. Жаль. Даже Ян еще не в курсе. Я даже не знаю, как ему сказать.

Карл-Юхан никогда не был религиозен. Разумеется, он был членом Шведской церкви, и оба ребенка крещены и конфирмованы. В настоящей конфирмационной общине, с правильным священником и в нужной церкви. Они с Титти ходили в церковь Святого Оскара каждое второе Рождество, но только потому, что ей так хотелось.