Виражи
Шрифт:
– Пойдем, золотая моя девочка. Как полагается молодоженам, нам надо выпить по фужеру шампанского и закусить фруктами. Эта ночь – только наша. Все в этом мире для нас: море, горы, луна, звезды. Я дорожу тобой!
Андрей подхватил ее на руки, внес в комнату и посадил на мягкую, утопающую кровать. Потом ловким движением вынул бутылку из ведерка, откупорил ее и налил шипящее содержимое в высокие бокалы. На блюде лежал виноград, инжир, персики и сливы.
Он вручил один бокал Наталье, встал во весь рост и сказал:
– Я поднимаю этот бокал за наше с тобой счастье. Каждый глоток будет выпит за твое, Наташенька, здоровье, за твою красоту и молодость. За доброту и чувственность. Я никому и никогда тебя не отдам, потому что ты –
Он легко коснулся стеклом ее бокала. Звон повис в воздухе. Потом медленными глотками они выпили пьянящую жидкость, ударившую в мозг множеством искрящихся пузырьков. Отставив бокалы, Андрей приподнял ее как пушинку, подхватил за талию, поднял к потолку и счастливо закружил по комнате. Потом медленно, чувственно опустил. Она скользила по его телу, ощущая каждой клеточкой трепет. Поцелуй сказал о многом: как он тосковал по ней, как ждал, верил и надеялся. И о том, что она – самый главный человек в его жизни. Медленными, плавными движениями он освобождал ее от одежды, касаясь губами каждой обнажавшейся части. Андрей не торопился, смаковал ее, как только что выпитое игристое, тонко пробуждая ее чувственные желания. Оставшись без одежды, погасил свет. Луна бесстыдно заглядывала в окно, освещая ложе влюбленных. Он положил ее в отражении этого серебристого света, теплыми ладонями изучая изгибы тела, пожирая глазами пленительную красоту. Наталья не могла оставаться безучастной. Она притянула его голову к своим губам, и легкими поцелуями начала отдавать свои долги. Они нежили , ласкали, растворяясь друг в друге, пока бешеный ритм сердца не заставил начать более смелый танец тел. Все отступило на второй план, кроме страсти, желания доказать, донести, доставить высшее наслаждение. Они умирали и возрождались в объятиях друг друга. Подкреплялись фруктами и снова любили до изнеможения. А потом, крепко переплетясь телами, уснули в блаженстве, согревая теплом и дыханием.
Утро разбудило ласковым лучом. Наталья сладко потянулась и размежила веки. Повернув голову, увидела спящего Андрея. Безмятежное лицо счастливого человека – так можно было назвать картину. Наталья оглянулась в поисках простыни, в которую можно было завернуть свое обнаженное тело, чтобы выйти на балкон, встретить утро. Взгляд упал на скромный букетик полевых цветов, который стоял в невысокой вазе. Наталья улыбнулась: во всем этом чувствовалась рука Андрея. Она приподнялась, сдернула со стула простыню, обернула вокруг себя. Достала цветы из вазы, поднесла к лицу. Пахнуло полями, лесами и еще чем-то будоражущим. Сразу вспомнилось их заветное место у водопада, где они впервые открылись друг другу, где познали радость блаженства в слиянии душ и тел. Мелкими шажками вышла на балкон. Перед ней простиралась до горизонта гладь воды. Наташа услаждала свой взгляд этим бескрайним пространством, задумалась, и даже не заметила, когда к ней, тихо и осторожно, подошел Андрей.
– Доброе утро, моя красавица. А ты мне снилась. Видимо, не могу с тобой расстаться, даже когда нахожусь во власти Морфея.
– Доброе утро, мой свет! Как мне приятно было получить от тебя это чудо! – и она поднесла букет к лицу. – Ты очень внимателен. Когда только успеваешь готовить мне сюрпризы?
– Ты заслуживаешь большего, но мне так хотелось напомнить тебе о вчерашнем дне. Мы будем отмечать эту дату, как день венчания. Семнадцатое июля – прекрасная дата, любимая?
– Да? А я потерла счет датам. Мне кажется, что я живу с тобой вечно, но люблю с каждым днем все крепче.
Андрей прижал Наталью к сердцу. Потом спросил:
– Почему ты меня не разбудила?
– Было жалко. Ты такой красивый во сне. Мне хотелось
– Но, теперь-то я не сплю? Должок! – погрозил он пальцем, как в одной из русских киносказок.
Наталья приподнялась на цыпочки и приникла к его губам нежным, утренним поцелуем. С трудом оторвалась. Ласково провела по небритой щеке. Он перехватил ее пальцы, начал каждый ноготок осыпать поцелуями. А она смотрела на него во все глаза. Ей доставляло удовольствие видеть, чувствовать, трепетать от его прикосновений.
Потом сказала:
– Смотри, море как на ладони. И такое разное, разлитое полосами. Если бы я была художником, я бы передала все оттенки, которые вижу сейчас. Море утреннее, как настроение, переменчивое и играющее. А на картине еще бы запечатлела черных дельфинов, которых мы с тобой видели на просторах. Как жаль, что я не умею писать картины.
– Ты можешь писать словами, милая моя девочка. Я тоже когда-то баловался слогом, у меня много написанных басен и стихов, но все они хранятся в толстых-толстых тетрадях.
– Правда?
– удивилась Наталья.
– Вот видишь, сколько в тебе скрытых талантов.
– Да, талантов, - нахмурив лоб, ответил Андрей. – Милая, ты никогда меня не спрашиваешь о прошлом, но мне есть, в чем повиниться перед тобой.
– Меня не интересует твое прошлое. Я люблю тебя таким, какой ты есть, понимаешь? Ты мне дорог. А если хочешь поделиться со мной сокровенным, что же, я готова тебя выслушать, - ответила Наташа.
– Родная моя. Я ведь сидел. В тюрьме. За неблаговидный, адский поступок.
– Как? - удивилась Наташа. – Расскажи. Я должна об этом знать. И не думай, что это оттолкнет меня от тебя.
– Хорошо, давай вернемся в комнату. Я расскажу тебе все. Мне будет легче, когда я буду видеть твои глаза.
– Конечно, пойдем, милый мой. Я выслушаю твою исповедь.
Они вошли в комнату. Расположились на мягкой кровати. Андрей взял руки Натальи в свои ладони, чтобы она своим теплом вселила в него уверенность. Он глубоко втянул в себя воздух, как будто собирался погрузиться в воду с головой.
– Слушай. Я говорил тебе, что был женат. Мы жили в военном городке, как все военнослужащие, не хуже и не лучше других: была работа, был дом, была семья. Женился я, можно сказать, по любви, или потому что надо было заводить семью, сейчас и не поймешь. Выбрал подругу жизни, да видать, не ту. Да, она подарила мне прекрасных детей, но, увы, верность хранить не умела. Завелся у нее ухажер, который быстро перебрался в разряд любовника. Вот, один раз я и застукал их на месте преступления. Кровь бросилась в лицо. Я не хотел быть посмешищем. Сам не знаю как, но схватился за нож, метнул его в соперника. Попал. Его в больницу, меня в тюрьму. Присудили пять лет, но по амнистии и за хорошее поведение скостили срок на год. Отсидел я из-за своей несдержанности четыре года. Вышел. Никому стал не нужен. Жена подала на развод, забрала детей, запретив общаться. Ничего не стало: ни дома, ни работы, ни жены. За время моей отсидки умерла мать, не выдержало сердце от переживаний. Я даже не успел с ней проститься. Сестра, да тетка родная навещали в тюрьме, а жена ни разу не приехала. Вот так то. Вся жизнь полетела псу под хвост. Уехал в теплые края, чтобы забыться. На небольшие деньги, доставшиеся по наследству, купил небольшой домик в Славянске. Устроился таксистом. Двоюродный брат помог купить в рассрочку машину. Вот она - моя кормилица: и мой дом, и мой хлеб, и мое средство для мотания по белу свету. Из года в год приезжаю сюда зарабатывать деньги, за курортный сезон получается неплохо. Правда, золотые горы обещать тебе не могу, милая Наташенька, но сердце мое чисто, а вину перед другими я искупил. Раскаялся. Надо было отпустить их подобру-поздорову, дать право выбора бывшей супруге, а я, как эгоист, думал в тот момент только о себе. Мститель, мать твою, - выругался Андрей. – Ой,- испуганно взглянул на Наташу.
– Извини, вырвалось.