Вирус бессмертия
Шрифт:
Бросившись к столу, Павел схватил бутылку за горлышко и бросился на энкавэдэшника, но тот без труда увернулся и пинком сбил его с ног.
– Ну куда ты ручонками махать? Сопляк! Размазня! – Дроздов дважды пнул упавшего по почкам, забрал бутылку и направился к Марье Степановне. Револьвер Дроздов на ходу сунул за пояс.
– Не надо! – запричитала Машенька, закрываясь руками. – Не надо, пожалуйста!
Дроздов размахнулся, целя бутылкой ей в голову, но ударить не смог – списанный, казалось бы, со счетов Стаднюк успел вскочить на ноги и изо всех сил огрел его стулом по шее. Энкавэдэшник взвыл, развернулся, едва не упав, и начал молотить бутылкой по воздуху.
– Дементьев! – заорал он. – Быстро сюда! Только не стрелять!
Паша снова размахнулся, целя ножкой стула в лицо противника, но Дроздов парировал удар бутылкой, разбив ее вдребезги. Пена ударила фонтаном, залив все вокруг. Ворвавшийся в комнату долговязый Дементьев с размаху шарахнул Стаднюка рукояткой револьвера по голове, и Павел рухнул на пол, раскинув руки.
– Все, тащи его к себе в машину! – смахивая пену с одежды, приказал Дроздов. – Быстро гони в Кусково, там в главном пруду есть подходящая полынья. Только не стреляй в него, а утопи.
Максим Георгиевич схватил Марью Степановну и, зажав рукой ей рот, прижал к себе. Секретарша оцепенела, подавленная насилием, и только испуганно вращала глазами.
– Все, езжай! – подогнал Дроздов сообщника.
– А если я не в Кусково поеду, а на Лубянку? – усмехнулся Дементьев.
– Ну и сучонок же ты! – прошипел Максим Георгиевич.
– Сам сука! – парировал Дементьев. – Хотел втихую свалить, а меня подставить? Гнида! Давай документы для выезда за границу! Ну? Ты их вообще для меня приготовил?
– Не такая я сволочь, как ты думаешь, – буркнул Дроздов. – Возьми у меня в пальто, во внутреннем кармане. Все, быстро давай!
Дементьев схватил Стаднюка за пояс штанов и выволок из комнаты.
– Так, Марья Степановна, теперь надо мне с тобой разобраться. – Максим Георгиевич потащил ее к кровати. – Если бы тебя Стаднюк бутылочкой приложил, осталась бы ты жива, а так в качестве свидетеля не годишься…
Он отпустил ее и коротким ударом в челюсть сбил с ног, потом добавил сверху локтем в затылок. Женщина без чувств распласталась на полу. Дроздов присел на корточки и перевернул обмякшее тело на спину, чтобы удобнее было душить. Нащупав подушку, энкавэдэшник сдернул ее с кровати и хотел было закрыть лицо жертвы, но заметил слетевший с кровати листок бумаги.
«А это еще что такое?» – отбросив подушку, подумал Дроздов.
Энкавэдэшник поднял рисунок, несколько секунд рассматривал его, а потом, не удержавшись, взвыл на всю комнату:
– Сука!!! Тварь Стаднюк! Спрятал самое главное!
В переплетении треугольников, вписанных в окружность, Максим Георгиевич узнал фигуру, выложенную Богданом в лесу. Подобие было столь сильным, что не оставалось ни малейших сомнений в ее происхождении: уж с Богданом-то Стаднюк никак встречаться не мог.
«Значит, Голос Бога! – подумал Дроздов. – Значит, он все-таки существует, значит, Стаднюк услышал его! Черт! Главное теперь успеть в Кусково раньше, чем Дементьев утопит гаденыша».
Оставив Марью Степановну лежать на полу, энкавэдэшник кубарем скатился по лестнице.
– Сердюченко! – во весь голос заревел он. – Заводи свою колымагу! Срочно!
Он поймал шофера за локоть и, не надевая пальто, вытолкал наружу. Холодный вьюжный ветер полоснул по лицу горстью колючих, будто осколки стекла, снежинок.
– Быстро заводи! – задыхаясь от холодного воздуха, Максим Георгиевич пнул калитку и подтолкнул шофера со двора. Сам он прыгнул на переднее сиденье и нетерпеливо заерзал. Сердюченко несколько раз провернул заводную ручку, и мотор бодро затарахтел.
«Хорошо хоть прогретый!» – подумал энкавэдэшник.
– Давай, Сердюченко! Давай, Тарасик! – подгонял он увальня-хохла. – Трогай быстрее, а то из-за тебя невинного человечка убьют.
«Эмка» тронулась с места и тут же рванула вперед, тускло освещая дорогу фарами.
– Куда? – спросил водитель.
– Гони в Кусково. На тот пруд, куда мы с очкариком ездили. Помнишь?
– Как не помнить, помню, – обычно ленивый Сердюченко подался вперед и погнал машину на предельной скорости.
Но, едва въехав в сокольнический лес, «эмка» хватанула задним колесом обочину, стала поперек дороги и забуксовала. Сердюченко, ругаясь, поддал газу, но только глубже увяз.
– Твою мать! – рассвирепел Дроздов. – Убью гада!
– А поедет кто, Максим Георгиевич? Что ж я, по-вашему, специально? – повернулся к нему шофер. – А то помогли бы лучше вытолкнуть.
– Я еще машину не толкал. Ну ты, Сердюченко, откалываешь номера! Суки, давить вас надо! Только денежек дашь, охамеваете до крайней точки! – разъярился Дроздов и, продолжая грязно ругаться, выбрался на дорогу. – Куда толкать-то?
– Вперед, Максим Георгиевич! – прокричал Тарас, включая передачу.
Мотор взревел, из-под колес на Дроздова выметнулись два снежных потока, машина сдвинулась с места и выбралась на дорогу. Энкавэдэшник побежал за ней, но «эмка» неожиданно покатилась задним ходом прямо на него. Дроздов попытался отскочить, но подошвы его пижонских туфелек скользнули на снегу, и энкавэдэшник ухнул прямо под задний бампер автомобиля.
– Сволочуга, Сердюченко! – прохрипел он, выбираясь из машины. – Ты что, ублюдок! Не видишь, куда сдаешь?
Дроздов начал подниматься на ноги, отряхивая с брюк снег, но тут же в лицо ему больно и холодно ударило что-то тяжелое. Верхние зубы хрустнули, а рот наполнился железным привкусом крови.
Максим Георгиевич поднял на Сердюченко изумленный взгляд.
– Ты что?! – шепеляво спросил он и выплюнул на снег вязкий черный сгусток.
– Это тебе, гнида, за жинку мою! – Сердюченко вновь поднял увесистый разводной ключ. – Лучше бы ты подавился тем спиртом, который она для тебя таскала.